Лариса Исарова - Записки старшеклассницы

И еще новость: Галка созналась вдруг, что любит вязать. Это она, с ее властолюбием! Она может скопировать любой узор, хотя никогда не училась. Мы с ней даже стали нормально разговаривать. Она показала, как вязать крючком воротнички к форме. Мне ее воротнички давно нравились, но я была уверена, что ей все мать делает. Интересно, что с таким талантом она тем не менее решила поступать в институт химической технологии. Она считает, что специальность выбирают не по интересу, а по здравому смыслу. Я сказала, что это все равно что выходить замуж без любви: мол, потом притерпишься. А она снисходительно усмехнулась: она всерьез убеждена, что взрослее и умнее меня. Интересно, кто ее родители? О них она всегда молчит, точно сама себя родила сразу такой вредной крысой.

В воскресенье решили с Верой пойти гулять. Было жарко. У меня лицо взмокло от пота: мама напялила на меня сто одежек. И тут я заметила впереди пару. Его я сразу узнала, это был Геннадий.

Он сильно прихрамывал и держал под руку какую-то девицу. Она была толстенькая, и ей не шла короткая юбка, и прическа у нее была неинтересная — крашеные белые волосы торчали как попало из-под кроличьей шапки-ушанки…

Они молчали, но любому даже сзади было понятно, что это влюбленные, настоящие, о которых в книгах пишут. Они поглядывали друг на друга, улыбались, хотя нос у нее курносый, как у поросенка.

Мы специально их не обгоняли, шли сзади, и я трещала о литературе, о стихах, а Вера о выставках, о модах. Вдруг мне уголек попал в глаз. Сразу потекло не только из глаза, но и из носа, а платка у меня никогда нет — я их теряю, — пришлось прикладывать к лицу руку.

И в этот драматический момент, по закону максимальной подлости, он оглянулся, поздоровался, а его девица сразу подошла:

— Дай посмотрю!

И он с гордостью добавил:

— Не бойся, она медсестра!

Так сказал, точно это самая знатная профессия. Она даже смутилась, потом быстро вынула у меня соринку. При ближайшем рассмотрении медсестра оказалась очень милой, уютной, как старинный самовар…

Наверное, влюбленные пары вызывают у меня откровенную зависть, что я все язвлю. Я вспоминаю, что и я так ходила в прошлом году с Сорокой, но тогда я не знала о его отношении, не настроилась как следует и сама, мы только гуляли, а могли тоже быть влюбленной парой…

Я сидела сегодня в спортивном зале и оформляла стенд. Майя Матвеевна, наша физручка, напевала что-то себе под нос голосом, похожим на женский и на мужской, и перебирала вымпелы. Жесты ее были такие ласковые, точно она рассматривала новорожденных, перекладывая их с боку на бок.

Она мне всегда очень нравилась. Высокая, широкоплечая, узкая в бедрах, она выглядела совсем молодой в синем тренировочном костюме, хотя была старше мамы.

Я любовалась на занятиях и ее фигурой, и загорелым до красноты лицом, и золотистыми, низко растущими над бровями волосами, туго стянутыми в огромный узел на затылке. Он был так велик, что она откидывала голову назад при ходьбе, и на ее шее тогда проступали жилы. Двигалась она размашисто, резко, и когда требовалась мужская сила, чаще обращались к ней, чем к Владимиру Ивановичу. Она и шкаф легко могла передвинуть, и, положив три резиновых мата на плечо, легко взлететь на четвертый этаж; она единственная из наших учителей никогда не передыхала на площадках, поднимаясь наверх.

Из меня спортсменка была никакая, и поэтому, проверив на первом же кроссе в восьмом классе мою «бесперспективность», Майя Матвеевна перестала меня замечать. «Беллетристики», как она называла учеников с гуманитарным уклоном, были ей глубоко чужды.

Вдруг пение Майи Матвеевны было заглушено всхлипыванием. Она крикнула, не прекращая укладывать вымпелы:

— Порядок есть порядок, не вой!

— Ну нету, нигде нету… — прорыдал в дверях красный Толстиков, пятиклассник. Я была когда-то у них вожатой и еще тогда подумала, что фамилия его удивительно соответствует облику. Круглый и розовый, он напоминал огромного пупса, и его все щипали и тормошили, как игрушку.

— Что стряслось? — спросила я на правах бывшей вожатой.

— Трусы-ы… — ревел он на одной ноте, как шмель.

— Я поставила ему двойку, и ничего другого он не получит, пока не явится на занятия в новых трусах, — удовлетворила мое любопытство Майя Матвеевна. — Из старых его окорока выпирают, как тесто, просто неприлично…