Маргит Каффка - Цвета и годы

— Лучше бы и мне умереть! — твердила я в тихом отчаянии, и исчерпавший утешения Хорват умолкал, в беспомощной, тяжкой печали целуя мне на прощанье руку перед домом отчима.

Как-то раз окно кухни было открыто, и проходя мимо по веранде, я услышала капризный, плаксивый голосок сына. На миг задержалась, заглянула. Здоровая баба-служанка, отворотись к плите, доставала мясо из шипящей кастрюли. Питю с освещенным настенной лампой бледным чумазым личиком сидел на лавке и слезливо, монотонно тянул со строптивой детской обидой: «Вот скажу маменьке про вас…» Ужасно грустно было слышать. «Подумаешь, испугалась я твоей маменьки! Она мне не указ!» — грубо фыркнула кухарка, а ребенок таращился на нее в мучительном недоумении. Бедный, бедный сиротка! Всего неделю назад бонна ходила за ним, вытирая ему носик, забавляя игрушками. И вот — один в чужом доме, предоставленный себе, вынужденный молчать, когда при нем унижают его маму.

— Пойдем, сыночек, пойдем, дорогой, я здесь, пришла! — с необычной нежностью воскликнула я и, в слезах расцеловав его, отвела в комнату, умыла, велела в постельке помолиться и посидела с ним, пока не заснул.

«Давно ли мы вместе сидели вот так, — думала я, глядя на его худенькое личико. — Как Ене его любил, как ласков был с ним, радовался ему! Как же мог он решиться его покинуть? И на какую участь обрек нас обоих? Что делать мне теперь с ним и с собой? Ах, лучше бы умереть и нам!»

Но страшная эта мысль разрешилась спасительными слезами. С глубокой скорбью, рыдая, подумала я, что ведь и мне придется вскоре проститься с сыном, — быть может, надолго; бабка, тяжело захворавшая на похоронах от душевного потрясения, приедет на днях на могилу сына и заберет ребенка к себе, пока моя жизнь не наладится (писала она в письме). И ничего не остается, кроме как отдать его. Но та, бедняжка, хоть добрая душа, она славная и очень любит наше невинное дитя. А вот старика что побудило предложить свое попечение? Устыдился, совесть заговорила? Или просто из презрения и злобы на меня, недостойную, кому и ребенка доверить нельзя?.. Так или иначе, придется его отдать. А что еще можно сделать?

К ужину я вышла с заплаканными глазами. Мама и отчим молча, отчужденно сидели напротив. Подчиненное положение успело приучить меня к подозрительности, и я тотчас насторожилась: ага, обо мне шла речь, сговорились о чем-то против меня в мое отсутствие.

— Да, трудновато прожить, с каждым днем все труднее! — с газетой в руках заметил наконец Петер по какому-то поводу в статье, явно пустяковому и надуманному. — Наше время не терпит дармоедов, в наше время своими силами приходится пробиваться и мужчинам, и женщинам. Каждому собственной ноши довольно.

Мама с неопределенной миной покусывала яблоко еще прошлогоднего, телегдского урожая. И я, похолодев, поняла, что они заодно. Петер же продолжал, все пространней, все дальше, по своему обыкновению, уходя от прямого повода и от его реального рассмотрения, забираясь в отвлеченности.

— Прежняя избалованная куколка, ребячливая барынька, которую содержит муж, всю жизнь нянча на коленях, не может быть идеалом женщины в современном развитом обществе. Наступает эпоха женщин сильных, независимых, способных выстоять в любой беде. Принять всю полноту ответственности за себя и за тех, кого как матерям препоручает им природа. Раньше, давно, когда все родилось в изобилии возле дома и несовершенное хозяйство требовало большего женского труда, какая-нибудь овдовевшая или незамужняя родственница могла хоть до скончания дней прозябать в чужой семье. Теперь не то. Теперь каждый сам себе хозяин, но — уж и ходи тогда на собственных ногах! Я даже незамужнюю женщину не осужу, соблюдающую приличия, которая живет с кем-нибудь в свое удовольствие, если сумела устроить свою жизнь и не нуждается ни в чьей помощи. Праздность — вот самая большая безнравственность! По-моему, вырабатывается даже совершенно новый женский тип: многих оставляют равнодушными все эти любовные нюни и капризы, и, освободясь от хлопот деторождения и материнства, они целиком отдают силы общему благу. Как в улье: излишек пчел перерождается, и из этих недоразвитых маток получаются рабочие пчелы. Прогресс необходимо должен пойти в этом направлении, ведь женщин-то рождается все больше, а мужчин меньше…

— Ну пошел, поехал… Слышишь? Перестань! — недовольно отворачиваясь и направляясь к буфету, перебила мать.

Уязвленная до глубины души, я сухо, кратко пожелала спокойной ночи.