Лариса Исарова - Крепостная идиллия. Любовь Антихриста

Пыляев отмечал: «Приятные черты лица ее представляли что-то особенное: они были неуловимы для кисти художника и с нее нельзя было снять хорошего портрета. Она была прекрасная наездница и хорошая танцорка. Характер — смесь женственности и мужской отваги».

Семевский был снисходительнее: «Она не красавица, вздернут нос, горящие глаза, бархатные алые губы, круглый подбородок — столько страсти в роскошном бюсте, столько изящества…»

Зато Валишевский упивается своим пренебрежением к ней: «Очень полное лицо, круглое и вульгарное, некрасиво вздернутый нос, глаза навыкате, полная шея, общий вид служанки из гостиницы… Эта неуклюжая женщина мало соблазнительной наружности по силе и выносливости своего темперамента почти не уступала самому Петру, а в нравственном отношении была гораздо уравновешеннее его…»

Кому же верить сегодня? О каких периодах в жизни этой много испытавшей женщины идет речь? О молодости или о зрелых годах, когда бесконечные беременности не могли не сказаться на ее внешности и здоровье? К тому же мастерство художников, рисовавших ее, было весьма разного уровня; часто представить ее реальную внешность довольно сложно.

Но зато в оценке ее характера все современники (и, следом за ними, историки) удивительно единодушны.

Вильбуа писал: «Она проявила способность понимать его замыслы. Именно тогда, слушая рассуждения царя и его министров, она вошла в курс различных интересов виднейших семей России, а также соседних монархов. Так она познакомилась с главными принципами государства и правительства, которые в дальнейшем так хорошо осуществила на практике».

Бассевич, первый министр герцога Голштинского, отмечал в своих «Записках»: «Царь не мог надивиться ее способности и умению превращаться в императрицу, не забывая, что она не родилась ею… Он любил видеть ее всюду. Не было военного смотра, спуска корабля, церемонии или праздника, при котором она не являлась».

Бассевич подчеркивал, что многие ее обвиняли в гибели царевича Алексея, так как она хотела видеть на троне собственного сына, однако императрица была против казни и умоляла мужа постричь Алексея в монахи, чтобы не было пятна на ее детях. Она верила в неотвратимость возмездия за злодеяния.

В своих «Записках» Бассевич неоднократно повторяет, что «Екатерина была второй страстью государя, а первой было государство, и она благоразумно уступала место тому, что предшествовало ей».

Иной акцент придавал ее поведению Соловьев: «У нее хватало ума держать себя на известной высоте, обнаруживая внимание и сочувствие к происходившему возле нее движению… Но вьющееся растение достигало высоты благодаря тому великану лесов, возле которого обвивалось… Катерина сохранила привычку… пробираться между отношениями людей, но у нее не было ни должного внимания к делам, ни способности почина и направления».

Костомаров подчеркивал, что первая российская императрица «умела» похвалить царя «за Полтавскую викторию, поговорить о его корабликах», а Семевский добавлял, что она как никто способна была развлечь императора и «утешить его красивым иноземным нарядом, немецкой и голландской речью, находчивостью, отчаянной неутомимостью в танцах».

Арсеньев, тщательно исследовавший недолгий период царствования Екатерины I, был убежден, что «она устремила все свои старания, чтобы изучить совершенно характер, наклонности и страсть государя, и успела в том с редкой сметливостью, угадывала его желания и с любовью исполняла также прихоти его. Своей кротостью смиряла она строптивость, смирением и покорностью обезоруживала порывы гнева, искренним участием в его заботах облегчала царственные труды его, и своей ангельской добротой рассеивала скорбь и страдания, нередко омрачавшие чело государя».

Наконец, Мордвинов, автор книги об известных русских женщинах, добавлял, что «с Екатериной в семейный быт царя явилось веселье. Она умела перед мужем являть горе его горю, радость к его радости и вообще интерес к его нуждам и заботам. Она была исполнительницей его желаний, угодницей его страстей и привычек».

А теперь остановимся на утверждениях об имевшихся у Екатерины многочисленных любовниках.

Алексей Толстой с пленительной простотой описал и солдата, «пожалевшего ее под телегой», и старенького фельдмаршала Шереметева, влюбленного в походную «хозяюшку», и веселую наглость Меншикова, отобравшего наливную молодку для себя. По некоторым свидетельствам она была также любовницей генералов Балка и Бауэра, близких сподвижников царя.