Седжал Бадани: След сломанного крыла

— Мама? — я накрываю своей рукой материнскую, лежащую на ручке двери. — Ну же, Соня ждет.

— Конечно.

Она издает короткий смешок, полный недоверия, и, закусив губу, быстро открывает дверь.

— Соня!

Волосы сестры длиннее, чем я помнила, и я никогда не видела ее такой худой. Ее джинсы и толстый свитер выглядят странно рядом с моим нарядным платьем, глаза и рот окружены сетью морщинок. Соне двадцать семь лет, она на три года моложе меня, но ее улыбка будто принадлежит кому-то, кто гораздо старше.

— Соня, боже мой! Как давно мы не виделись!

Соня колеблется, не зная, как реагировать на радушный прием. Она подходит к нашей матери и как-то автоматически обнимает ее. Руки Сони быстро сжимаются вокруг мамы, а потом она опускает их.

— Марин? Рада видеть тебя.

Они обнимаются, лишь слегка касаясь друг друга. Годы разлуки разделяют их больше, чем разница в возрасте.

— Триша? — говорит она со смехом, и в ее глазах наконец появляется какое-то чувство. Соня направляется ко мне с распростертыми объятиями. Я хватаю ее за руку, мою маленькую сестренку, и крепко прижимаю к себе.

— Я скучала по тебе, — почти неслышно шепчет она мне в волосы.

У меня сжимается горло, слова не находят выхода. Она здесь после стольких лет, проведенных мной в тоске и ожидании. А сейчас я чувствую, как моя опустошенность волшебным образом исчезает и ее присутствие наполняет меня. Когда мы были детьми, я воспринимала ее как нечто само собой разумеющееся. Теперь я знаю, что никогда не буду так думать о ней. Мои слезы капают на ее плечо, а мы всё стоим, не в силах оторваться друг от друга. Я кладу ладонь ей на затылок, как мать, поддерживающая малое дитя. Я прижимаю ее к себе, уверенная в одном: если я буду держать ее достаточно крепко, она никогда больше нас не покинет. Полная отчаяния и облегчения, я шепчу ей в ответ:

— С возвращением, сестренка.

Для посторонних глаз мы выглядим как нормальная семья. Мы передаем друг другу кушанья, наполняем тарелки. Обед заканчивается бутылочкой вина, в то время как Соня потчует нас рассказами о своих путешествиях. Где только она не побывала — от Аляски до России, — во всех местах, какие только можно себе вообразить. Она рассказывает Джии о поездках верхом на слоне в Таиланде и о полетах на кукурузнике над ледниками Аляски.

— Где же ты жила? — Джия явно увлечена. — Должно быть, переезжать с места на место очень тяжело.

— Оно того стоило, — говорит Соня. Она избегает наших испытующих взглядов. Повертев в руках льняную салфетку, она складывает ее в идеальный квадрат. — Ради фотографий.

— Тебе уже давно следовало приехать домой, — мамин голос звучит тихо и все же заглушает нашу болтовню. — Твои путешествия завели тебя слишком далеко, — она иммигрировала из Индии в Америку больше четверти века назад, но до сих пор говорит с легким акцентом.

— Такая у меня работа, — спокойно произносит Соня.

— А когда ты не работала? Где ты жила тогда? — Мама вытирает рот салфеткой.

За столом возникает ощутимое напряжение. Соня бросает на меня неуверенный взгляд. Внезапно я снова вижу перед собой маленькую девочку, съежившуюся от страха, но уверенную в том, что покрывало на нашей кровати защитит ее. Девочку, которая смеется лишь для того, чтобы не заплакать.

— Сейчас, по крайней мере, она дома, — говорю я. — Это главное, не так ли? — не дожидаясь ответа, я зову: — Элоиза!

Ее голова показывается в дверном проеме.

— Пожалуйста, принеси нам десерт.

Она приготовила гулаб джамбу. В детстве Соня очень любила эти жареные пшеничные шарики, пропитанные сахарным сиропом, и обычно съедала по крайней мере полдюжины, пока мама их готовила.

Я начинаю убирать со стола. Эрик немедленно встает с места, чтобы помочь, как и Радж, муж Марин. Радж весь обед молчал. Он обычно говорит очень мало, предоставляя Марин направлять разговор туда, куда она пожелает.

— Давайте за десертом обсудим завтрашний визит к папе, — я осторожно складываю тонкие китайские тарелки в стопку и передаю Эрику, чтобы он отнес их на кухню. — В часы посещения к нему могут пройти только два члена семьи за раз, но я уверена, что доктор сделает исключение ради особого случая.

— Как он? — Соня смотрит на свои сложенные руки. Оба мужчины и Джия на кухне, за столом остались только мы: три сестры и наша мать.

Прежде чем я успеваю ответить, Марин говорит:

— Он в коме, — ее голос лишен эмоций. — Доктор говорит, что его состояние очень плохо.