— Думаю, что и мы вряд ли хорошо его знали. Даже и не подозревали о том, что было глубоко внутри и всегда скрыто от глаз. Или почти всегда.
— Да, — поддержал Куэвас, — это самое главное. То, что делает нас теми, кто мы есть.
— А мы ведь были большими друзьями. Тогда, восемнадцатого июля, когда началась эта заварушка, Жауме…
— Ну, что остановился? Рассказывай.
— Захочу — расскажу.
— Да и я помню, Жауме был в тот день не в своей тарелке. Потом только пришел в себя и уж дрался на совесть.
— Тогда он научился, вернее, я его обучил, основному в нашем деле. Сложный у него был характер. В тот же день Жауме проявил слабость, за которую я его сейчас еще больше уважаю.
Близнецы заволновались:
— Давай рассказывай!
— Что за манера, сначала раздразнить, а потом прикусить язык.
Но Бартоломе не желал уступать.
— Сменим пластинку. Речь шла о женщине. Большего от меня и под трибуналом не добьешься. Так что давайте о другом.
И переключившись на Куэваса:
— Я за тебя, Куэвас. Видел в деле — держишься молодцом. Постарайся не слишком выставляться. С тобой мы можем далеко пойти. Конечно, образование. Инженер, ни больше ни меньше. И родня без изъяна. Участвовал в нескольких нашумевших стычках до начала мятежа. Думаю, с нами ты ненадолго — месяц, другой, потом повысят. Ничего удивительного, и мы это примем как должное.
Продолжительное молчание. Туча мух жужжит над сахарными залежами в чашках. Громкий кашель старухи на кухне, словно звон разбитого кувшина.
Флорентино, про себя:
«Жауме не нуждался в похвалах и славе. Все тщательно продумывал, прежде чем послать нас в бой, где мы рисковали шкурой. Сдержанный, мягкий, но не трус. Если видел, что товарищ в опасности, сразу же приходил на помощь».
Наварро:
«А во время привалов, когда бесишься от неизвестности, от ожидания, усмирял наши склоки, подходил к тому, кто больше всех разошелся: „Давай пройдемся вместе“ — или: „А знаешь эту историю…“»
Близнецы вспоминали его наставления:
«Проверьте оружие, боеприпасы. Будете в резерве. В случае чего — прикроете. Услышите мой сигнал — и вперед».
Жауме знал, как убедить Флорентино:
«Пойми, нужно проучить их. В тылу даже в поселках около линии огня ни о чем не заботятся. Может, там и знают нам цену, но все же считают лишь странными, мелкими насекомыми. Тем более, если ты, увидев, как они ленивы, ответишь тем же. Разделайся с ними».
Райгадас:
«Жауме, трудяга. Возился с нами, как с птенцами, подбадривал, успокаивал, когда нужно. И его раздавили. В герои не попадет, но не все ли равно? Мы-то его не забудем».
Куэвас обдумывал свое назначение: нужно завоевать доверие решительными действиями. Добиться того, чтобы прибавили боеприпасов, а потом производить операции большего размаха. Наследие Жауме — личное обаяние, связь с людьми, простые человеческие отношения — все это не для него. «Мы так не похожи, по-разному живем, действуем, разные вкусы, устремления, разные ценности». Он понимал, как чужд этим людям, понимал, что не сможет ничего изменить, и страдал от этого. Постоянный анализ и самокопание. «Вечный раб своей гордыни, а еще провозглашаешь братство».
Чтобы прервать затянувшееся молчание, Куэвас распорядился:
— А теперь отдыхать! Все по местам. Нужно будет пополнить группу кем-нибудь из деревни. В силу обстоятельств мы прибегаем к помощи случайных проводников, непроверенных людей. Лучше всего было бы найти кого-нибудь из местных крестьян, знающего каждую тропинку, человека, который сам пришел к борьбе за свободу, за революцию. Только нужно искать, а не ждать, что он свалится с неба. Не стоит обманываться — мы люди городские, и здесь нам трудно. Не хватает проводника, его глаз охотника, собачьего нюха, шестого чувства. Даже его хитрости!
— Трубить во все трубы! Разыскивается лазутчик! Дать особые приметы?
Все, кроме Куэваса, засмеялись.
— Уверен, что мы его быстро найдем.
— Ну-ну. Дай бог.
Взрывы хохота.
II
Задвинув занавески — мягкий осенний вечер еще не погасил сияние ясного неба, — женщина начала раздеваться в темном углу, откуда он не мог разглядеть ее.
(«Сейчас она уляжется рядом, на этой чужой кровати. Судя по всему, сегодня будут одни разговоры». Нужно быть начеку, не усложнять и без того натянутые отношения, избегать уклончивых ответов, так раздражавших ее. На стене напротив огромная картина — Барселона начала века: бульвар в окрестностях города, благообразные господа в стиле Прата де ла Рибы [72] Прат де ла Риба, Энрике (1870–1917) — каталонский политический деятель и писатель.
, владельцы текстильной фабрики, занятые разрешением социальных проблем, теперь уже устаревших. Картина показалась ему еще более нелепой, уем обычно. «Уже несколько месяцев вместе. Тайные свидания… Разве я имею на это право?» Как он мог попасться в ловушку? Нурия лежала совсем близко — повернув голову, он почувствовал, как ее светлые крашеные волосы щекочут висок. На лестнице зловеще загрохотало ведро. Зашумели опускающиеся жалюзи, укрывавшие от последних лучей вечернего солнца. Вдали — сирена парохода. «Почти идиллия».)
Читать дальше