Ивайло Петров - Нонкина любовь

Этот нелюбезный и даже враждебный прием озлобил мнительного и самолюбивого Петра. С острой неприязнью в сердце он то вспоминал грубое обращение старика, который не выгнал бы его без Нонкиного согласия, то молчаливую и самодовольную улыбку Калинко. Прежде всего у него зародилось жгучее подозрение, что этот человек вертится на ферме не случайно. Этот свиновод играет и поет, а женщины падки до таких песенников. И только теперь, при мысли о Нонке, ему становилось ясно, почему она держалась на вечеринке так холодно, сдержанно и сухо. Может быть, в этот вечер у нее было свидание с Калинко, но он не решался подойти к ней, увидев ее с другим мужчиной. Скоморох, песенник! Вот в какого человека влюблена барышня! Ну, уж извините! Я перед такими шапки не ломаю! Холодный пот, как жемчуг, выступал у него на лбу, и скуластое лицо его морщилось от гнева и обиды.

Погода испортилась. Снег больше не шел, но задул холодный ветер и занес все стежки. К вечеру он утихал, и люди снова ходили в гости друг к другу, на посиделки и гулянки. Петр проводил вечера очень скучно и одиноко. Его не радовали веселые игры и песни на посиделках, но он все-таки ходил туда. Самые противоречивые чувства теснились в его возмужавшем сердце, его молодость жаждала любви и ласки. Иногда он отправлялся на посиделки к Раче посмотреть, не там ли Нонка, но возвращался с полдороги. Упорная пинтезовская гордость тянула его назад.

И случилось так, что на его пути снова встала Марийка.

У Петра была с ней старая, но непрочная дружба еще с тех пор, когда он был солдатом. Считанные ночи отпуска он часто проводил на ее посиделках. Ему нравился ее веселый и беззаботный характер, сладки были тайные поцелуи, которые она ему дарила с безумным легкомыслием. И уезжая к далекой границе, на место службы, он увозил с собой веселую и беспечную девичью улыбку, а воспоминание о тайных поцелуях согревало его одинокую солдатскую душу. Марийка писала ему длинные шутливые письма. Они приходили так аккуратно, что Метр привык к ним, они стали для него необходимостью. И он писал, но редко, сдержанно и обдуманно. В сущности ему нечего было сказать ей, да и боялся он, чтобы письма не попали в чужие руки. Скоро Марийка призналась ему в любви. «Я люблю тебя безумно и страстно! — писала она сильными и модными словами. — Мое сердце изнывает по тебе. Никого другого я не полюблю до гробовой доски. Ты один у меня на сердце и только ты!..»

В следующих ее письмах не было ни одной из обычных ее шуток, ни одной сельской новости. В каждой строчке, в каждом слове, с присущей ей, немного бесстыдной откровенностью она требовала от Петра любви, объятий и ласк, а белые поля страниц были покрыты алыми отпечатками ее сочных, жадных губ. Эта пламенная любовь не тронула сердце Петра. Спокойно и холодно отвечал он на Марийкины письма, стараясь обратить все в шутку. Но она как будто не замечала его явного равнодушия, продолжала писать ему по два-три раза в неделю и просила его отвечать как можно скорее. Петр опасался более глубокой связи с ней, считая ее легкомысленной женщиной. В ее красоте было что-то безумно привлекательное, опьяняющее и порочное, и это смущало Петра, при его взглядах на любовь и семью. В глубине души он испытывал необъяснимый страх перед этой красотой, которая могла его довести до худого конца, и трезво боролся с ней. Он даже стыдился своей связи с Марийкой, боясь, что в селе узнают о ней, и внезапно решил порвать ее. Он больше не писал Марийке до конца своей службы, но, вернувшись окончательно домой, первый пошел к ней. Петр не спрашивал себя, почему после такого долгого молчания он это сделал, не спрашивала его и Марийка. Как раз в это время он увидел Нонку на одном молодежном собрании. Она сидела против него, и он, взволнованный этой встречей, не спускал с нее глаз. С тех пор ее черные глаза с длинными ресницами, ее круглое смуглое лицо и тонкий стан не выходили у него из головы. «Это она», — сказал ему какой-то внутренний голос, голос сердца. Но его гордое сердце было обмануто… Добрая, великодушная Марийка и в этот раз приняла его, как блудного сына. Обрадовалась ему, не знала, как угодить, не упрекнула за увлечение Нонкой, только сказала с наивной и спокойной уверенностью:

— Я знала, что, куда бы ты ни ходил и что бы ты ни делал, ты опять вернешься ко мне! Человека всегда тянет туда, где его понимают и утешают…

Петра поразили эти слова, потому что в них он уловил темную неясную правду, которой всегда боялся. «Странная женщина! — думал он со смутной тревогой. — Хорошая она или легкомысленная? Действительно ли она любит только меня, любит и будет любить по гроб жизни, как писала когда-то? И почему она такая спокойная, неревнивая, как будто держит меня в каких-то сетях и, когда захочет, может снова привлечь к себе?»