Жан Лаффит - Весенние ласточки

— Шарль часто рассказывает о тебе. Он говорил мне и о твоей жене, я очень рада познакомиться.

— Как поживает Морен?

— Он устал, ему не мешало бы отдохнуть.

Не дослушав рассказа Луи об аресте Беро, Роз сняла трубку.

— Алло… Пожалуйста, соедините меня с префектом… Я говорю по поручению Шарля Морена, депутата от Дордони… Алло… Господин префект? С вами говорит Морен. Мой муж только что узнал об аресте бержеракскими жандармами одного крестьянина. Его зовут Рожэ Беро… Правильно, Рожэ Беро, герой Сопротивления… К нам явилась делегация с этим сообщением… Вы сами мне позвоните?.. Благодарю вас, господин префект.

Роз Франс казалась очень взволнованной.

— Он утверждает, будто не в курсе дела. Так мы ему и поверили! Во всяком случае, они предупреждены. Надо выпустить обращение, устроить собрание и немедленно образовать комитет защиты…

Поезд опаздывал…

Проезжая через Лимож, Шарль Морен находился еще в полусне и не обратил на это внимания. Он проделывал этот путь еженедельно, поэтому засыпал, как только поезд трогался из Парижа, и окончательно просыпался лишь в Перигё. Открыв глаза, он увидел в окно, что начинает светать, и, даже не посмотрев на часы, стал собираться. В это время по расписанию поезд должен был приближаться к Перигё, но он опаздывал на целый час. Морен ехал один в купе первого класса, он решил воспользоваться возможностью еще поспать, снял ботинки и как можно удобнее устроился на подушках. Его разбудил контролер.

— Господин депутат, мы прибываем.

— Послушайте, ваш поезд опаздывает не хуже писем.

— А что, может, и мы еще…

Последние дни почта приходила с перебоями. Это явление становилось закономерным и служило поводом для шуток. Газеты начали поговаривать об осложнениях с почтовыми чиновниками, о том, что некоторые из них бастуют. Накануне вечерние газеты сообщили о новой очередной забастовке в Бордо и уверяли, что она отразится только на обслуживании департамента Жиронды, в других районах страны никаких нарушений графика не произойдет. Когда Морен сошел с поезда, несколько пассажиров почтительно раскланялись с ним, а один из железнодорожников подошел к нему, как к старому знакомому.

— Ты уже слышал?

— Нет, я только что приехал.

— Почтовики бастуют по всей Дордони.

— Когда это началось?

— Сегодня ночью в ноль часов. Они подхватили движение, начатое в Бордо.

Морен не стал задерживаться и поспешил домой.

Он жил в нескольких шагах от вокзала. Роз, его жена, была еще в постели. Это его не удивило. Роз привыкла ложиться поздно и утром с большим трудом заставляла себя встать. Кроме того, в те дни, когда он приезжал, она даже не заводила будильник, зная по опыту, что муж и так ее разбудит рано. Правда, в этот раз он прибыл позже обычного, но все равно ходил на цыпочках. Он подогрел кофе, стоявший на плите, и принес его Роз вместе с двумя горячими рогаликами, которые купил в буфете на вокзале. Но ему не пришлось ее будить, она уже проснулась.

— Дорогой ты мой, как это мило!

Обычно в подобных случаях она пыталась выиграть время и зарывалась в подушку, но на этот раз сразу вскочила и нежно обняла его за шею.

— Присядь на кровать, мне надо с тобой поговорить.

— А ты знаешь, что уже восемь часов?

— Ничего. Я должна тебе сообщить приятную новость.

— Я знаю, почтовики забастовали.

До чего же мужчины глупый народ!

Она улыбнулась ему с таким счастливым видом, что у него мелькнула догадка, но он боялся поверить.

— Шарль, тебе ничего не приходит в голову?

— Ну-ка, скажи…

— Все в порядке. Мне не терпелось с тобой поделиться этой радостью.

— Ты беременна?

— Да.

Шарль почувствовал, как у него замерло сердце. Это такое счастье! Вот уже девять лет как они мечтают о ребенке. Первое время они часто говорили об этом, потом, когда увидели, что желание их не исполняется, обратились к доктору; тот успокоил их, но с тех пор прошли годы… Ежемесячно, приблизительно в одни и те же числа, Роз в течение двух-трех дней ходила грустная. Шарль знал, чем вызвано ее дурное настроение, и старался ее отвлечь. Но он же сам ей сказал. «Если это случится, ты мне не говори, пока не будешь совершенно уверена, а то разочарование будет слишком жестоким». Они не хотели огорчать друг друга и старались об этом не говорить. Роз теперь было тридцать два года, Шарлю — под сорок. Сейчас опять-таки он попытался оградить ее от возможного разочарования.

— Послушай, может быть, мы слишком рано радуемся?