Томас Манн - Смерть в Венеции

— Вы прибыли из Мюнхена? — осведомился наконец полицейский густым и добродушным басом.

Тонио Крёгер этого не отрицал.

— И едете в Копенгаген?

— Да, я еду на датский приморский курорт.

— Курорт?.. А ну предъявите-ка ваши документы, — сказал полицейский; последнее слово он выговорил, казалось, с особенным удовлетворением.

— Документы… — Документов у Тонио не было. Он вытащил из кармана бумажник и заглянул в него: кроме нескольких кредитных билетов, там лежала еще только корректура рассказа, которую он собирался просмотреть, приехав на место. Тонио Крёгер не любил иметь дело с чиновниками и так и не удосужился выправить себе паспорт. — Весьма сожалею, — сказал он, — но никаких бумаг у меня при себе нет.

— Ах вот оно что! — заметил полицейский. — Так-таки никаких? Ваша фамилия?

Тонио Крёгер назвал себя.

— И это правда?! — Полицейский приосанился и внезапно раздул ноздри во всю ширь.

— Чистая правда, — отвечал Тонио Крёгер.

— Кто же вы есть?

Тонио Крёгер проглотил слюну и твердым голосом назвал свою профессию. Господин Зеехазе поднял голову и с любопытством посмотрел ему в лицо.

— Гм! — буркнул полицейский. — И вы утверждаете, что вы не некий тип, по имени… — сказав «тип», он по складам прочитал написанное на исчерканной бумажке мудреное романское имя, как бы составленное из разноязычных звуков и немедленно выскользнувшее из памяти Тонио, — … который, — продолжал он, — будучи сыном неизвестных родителей и не имея постоянного местожительства, преследуется мюнхенской полицией за ряд мошеннических проделок и прочих противозаконных действий и, по имеющимся у нас сведениям, намерен бежать в Данию.

— Я не только утверждаю это, а так оно и есть, — сказал Тонио Крёгер и нервно передернул плечами. Это произвело некоторое впечатление.

— Как вы сказали? Ага, ну понятно, — сказал полицейский. — Но как же это вы так, без документов?

Тут умиротворяюще вмешался господин Зеехазе.

— Все это только формальность и ничего больше, — сказал он. — Примите во внимание, сударь, что он выполняет свой долг. Если бы вы могли предъявить хоть что-нибудь, удостоверяющее вашу личность… любой документ…

Все молчали. Не положить ли конец этой истории, назвав себя? Не открыть ли наконец господину Зеехазе, что он, Тонио, не авантюрист без определенного местожительства, не цыган из табора, но сын консула Крёгера, отпрыск именитого рода Крёгеров? Нет, этого ему не хотелось. С другой стороны, эти люди, стоящие на страже законопорядка, не так уж не правы. В какой-то степени он одобрял их… Тонио Крёгер пожал плечами и не проговорил ни слова.

— Что это у вас там в бумажнике? — заинтересовался полицейский.

— В бумажнике? Ничего. Это корректура, — отвечал Тонио Крёгер.

— Корректура? А ну давайте ее сюда.

И Тонио Крёгер вручил ему свой труд. Полицейский положил листы на конторку и стал читать. Господин Зеехазе разделил с ним это удовольствие. Тонио Крёгер посмотрел, какое место они читают. Место было как раз удачное, чрезвычайно тонкий ход и великолепно отработанный эффект. Он остался доволен собой.

— Вот смотрите, — сказал он, — тут стоит мое имя. Я написал эту вещь, а теперь она будет опубликована, понятно?

— Этого достаточно, — решил господин Зеехазе, собрал листы, сложил их и отдал автору. — Хватит с вас, Петерсен, — внушительно повторил он, таинственно прищурившись, и покачал головой, как бы кивая отъезжающему. — Нельзя дольше задерживать этого господина. Экипаж ждет. Покорнейше прошу извинить нас за беспокойство. Петерсен только выполнял свой долг, хотя я сразу же сказал, что он пустился по ложному следу.

«Врешь, голубчик», — подумал Тонио Крёгер.

Полицейский был, видимо, не совсем удовлетворен таким решением, он еще пробурчал что-то о «некоем типе» и «предъявлении документов». Но господин Зеехазе, продолжая рассыпаться в извинениях, уже вел своего постояльца мимо львов к экипажу, чтобы с почтительным видом собственноручно захлопнуть дверцу такового. И до смешного высокая извозчичья пролетка с широким сиденьем, подскакивая и звеня, загромыхала по наклонным улицам вниз к гавани…

Так странно закончилось пребывание Тонио Крёгера в родном городе.

Настала ночь, и в серебряном влажном сиянии поднялась луна, когда пароход, на котором плыл Тонио Крёгер, вышел в открытое море. Он стоял у бугшприта, зябко кутаясь в пальто от все крепчавшего ветра, и смотрел в темноту, где мельтешились грузные, гладкотелые валы, которые то тупо терлись друг о друга, то с грохотом сталкивались, неожиданно кидались врассыпную и вдруг вспыхивали пеной…