Томас Манн: Смерть в Венеции

— Сильвестра! — еле слышно прошептал он, потрясенный.

— Поцелуй меня! — потребовал горбун. — Поверь, я тебе разрешаю! Я люблю тебя. Вот сюда поцелуй, — и, оттопырив руку, локоть и мизинец, он кончиком указательного пальца показал на свою щеку почти у самого рта. И Марио наклонился и поцеловал его.

В зале наступила мертвая тишина. То была нелепая, чудовищная и вместе с тем захватывающая минута — минута блаженства Марио. И в эти томительные мгновения, когда мы воочию увидели всю близость счастья и иллюзии, не сразу, а тут же после жалкого и шутовского прикосновения губ Марио к омерзительной плоти, подставившей себя его ласке, вдруг слева от нас, разрядив напряженность, раздался хохот Джованотто — хохот грубый и злорадный и все-таки, как мне показалось, не лишенный оттенка и частицы сочувствия к обделенному мечтателю и не без отголоска того «poveretto», который фокусник перед тем объявил обращенным не по адресу и приписал себе.

Но не успел затихнуть смех в зале, как Чиполла, со все еще подставленной для поцелуя щекой, щелкнул хлыстом возле ножки стула, и Марио, пробудившись, выпрямился и отпрянул. Он стоял, широко раскрыв глаза и откинув назад корпус, сначала прижал обе ладони, одну поверх другой, к своим оскверненным губам, потом стал стучать по вискам костяшками пальцев, рванулся и, в то время как зал аплодировал, а Чиполла, сложив на коленях руки, беззвучно смеялся одними плечами, бросился вниз по ступенькам. Там, с разбегу, круто повернулся на широко раздвинутых ногах, выбросил вперед руку, и два оглушительных сухих хлопка оборвали смех и аплодисменты.

Все сразу смолкло. Даже плясуны остановились, оторопело выпучив глаза. Чиполла вскочил со стула. Он стоял, предостерегающе раскинув руки, будто хотел крикнуть: «Стой! Тихо! Прочь от меня! Что такое?!», но в следующий миг, уронив голову на грудь, мешком осел на стул и тут же боком повалился на пол, где и остался лежать беспорядочной грудой одежды и искривленных костей.

Поднялась невообразимая суматоха. Дамы, истерически всхлипывая, прятали лицо на груди своих спутников. Одни кричали, требуя врача, полицию. Другие устремились на эстраду. Третьи кучей навалились на Марио, чтобы его обезоружить, отнять у него крошечный, матово поблескивающий предмет, даже мало похожий на револьвер, который повис у него в руке и чей почти отсутствующий ствол судьба направила столь странно и непредвиденно.

Мы забрали детей — наконец-то! — и повели мимо двух подоспевших карабинеров к выходу.

— Это правда-правда конец? — допытывались они, чтобы уж уйти со спокойной душой.

— Да, это конец, — подтвердили мы. Страшный, роковой конец. И все же конец, приносящий избавление, — я и тогда не мог и сейчас не могу воспринять это иначе!

«Молись и трудись» ( лат .).

Шутовство ( фр .).

Жуир, бонвиван ( фр .).

На русский лад ( фр .).

Здесь: отверженный ( фр .).

«Это Мария!» (англ.).

Осторожно ( англ. ).

Дорогая ( англ .).

Няня ( англ .).

Негритянские песенки (англ.).

Имею честь представиться, моя фамилия Кнаак… (фр.)

Вперед ( фр. ).

Поклон! Дамы — накрест! За руки — кружиться! ( фр .)

Назад ( фр .).

Фи ( фр .).

Красота ( ит. ).

Дайте мне, пожалуйста, колбасы ( англ. ).

Это не колбаса, это ветчина (англ.).

Спасибо! Большое спасибо! ( датск .)

«Непрестанное движение души» (лат.).

В отличие от потомственного дворянства, титул личного дворянства присваивается за личные заслуги и не передается по наследству. — (Здесь и далее примеч. переводчика) .

До свиданья, извините, хорошего дня ( фр .).

Феаки — упоминаемый у Гомера (в 8-й песне «Одиссеи») «блаженный народ», милостью богов ведущий вольный, близкий к природе образ жизни.

Гомер, Одиссея (8,249, перевод В. Вересаева).

Ксенофонт. Воспоминания о Сократе, кн. 1, гл. 3.

Не повезло, сударь ( фр .).

«Перелетные птицы» — молодежное движение, зародившееся в Германии в конце XIX в., приверженцы которого исповедовали независимость от старшего поколения, государства и политики, противопоставляя им близость к природе. — (Здесь и далее примеч. переводчика).