Богумир Полах - Возвращение Иржи Скалы

— Ты думаешь, это можно устроить? — неуверенно спрашивает он, подняв глаза на отца.

Тот снова хмурится, как и тогда, когда грозил в окно воображаемому попу.

— А ты поговори с Лойзой и увидишь. Руками и ногами ухватятся за такого учителя!

«Как же так? — думает Иржи Скала. — Я давно и хорошо знаю наш город, а в этом предместье никогда не был. Даже этот грязный вокзальчик я прежде не замечал, разве что когда поезд случайно останавливался около него и я злился на непредвиденную задержку».

Длинная узкая улица уходит на окраину, и там среди зелени краснеют крыши нескольких корпусов. Этот комплекс зданий зовется Черновицы. Как в Праге Бохницы. «Тебе место в Черновицах, тебе место в Бохницах» — так говорят. Но кто хоть раз в жизни прошел по узкой Школьной улице, тот никогда уже не произнесет с легким сердцем эту фразу.

Это кров милосердия: здесь стремятся создать тепло домашнего очага для тех, кого безжалостная судьба изгнала в мир помрачненного сознания. Уныние, отчаяние, тупая сосредоточенность царят в этих стенах.

Это беспощадные стены: отсюда редко выходят те, кого болезнь ухватила своими щупальцами.

«Сумасшедший дом», — слышал Скала в детстве. Потом этот дом стали называть психиатрической больницей. Сейчас он называется… — Скала задумался, вспоминая —…кажется, санаторий для душевнобольных? Дом стоит на краю города, только бедные рабочие домики встречаются по пути к нему. Богачи строили свои виллы подальше отсюда.

Санаторий для душевнобольных…

Иржи Скала стоит у окна просторного вестибюля и задумчиво глядит на газоны, прорезанные песчаными дорожками. Думал ли он когда-нибудь, что попадет сюда, на эту окраину, думал ли, что окажется в этих стенах?

Широкие белые двери распахиваются, и в светлом прямоугольнике появляется мужская фигура в белом халате. Этого человека знают многие. Это он воспитал сотни студентов, которые до сих пор любят его, исцелил сотни больных, вспоминающих о нем с благодарностью. Это он написал десятки поэм, принесших радость тысячам человеческих сердец. Врач и поэт.

Скала проходит в широкие двери, садится на хромированный стул у профессорского стола. «Это лицо не меняется, — думает он, — как не изменилось и философское спокойствие профессора». Просто не замечаешь, что углубились морщины и седина посеребрила волосы. За золотыми очками в глазах профессора, живых и умных, искрится неистребимая молодость.

Сколько лет тому назад Иржи Скала по просьбе профессора «катал» его в истребителе? После крутых подъемов, пике, штопоров и переворотов через крыло профессор вылез из самолета бледный, измученный, но лицо его было по-прежнему спокойно, когда он сказал:

— Ну и адская у вас профессия. Жаль, что вам не довелось применить свое замечательное умение…

Это происходило вскоре после Мюнхена. Командиром авиаполка, где служил Скала, назначили молодого полковника, у которого было две страсти — авиация и искусство. Недели через две он уже знал в полку всех мало-мальски способных пилотов и бортмехаников, а в городе — всех сколько-нибудь известных людей искусства. Словно прожил здесь не один год.

Он погиб под топором фашистского палача. Ему-то Скала и обязан знакомством с профессором.

…Профессор молчит и пристально смотрит в лицо гостя. Но этот взгляд не смущает и не обижает Скалу. «Вот видишь, — говорит себе профессор, — скольким молодым людям ты завидовал, когда у тебя, жадно вкушавшего жизнь, годы оставили морщины на лице. Этому летчику ты завидовал тоже. Тогда, в самолете, ты украдкой глядел на его красивый, четкий профиль и завидовал и свежести этого лица, и спокойствию, с которым молодой человек ведет самолет. И ты боялся, как бы он не заметил, что тебе не только страшно, но и завидно…»

— Пути судьбы неисповедимы, — вполголоса говорит профессор.

Скала пристально смотрит на него.

— Вы имеете в виду мою жену? — тоже тихо спрашивает он.

— Я имею в виду всех, друг мой. Ее, вас, себя и вот его…

Суховатой старческой рукой профессор указывает на невысокий книжный шкаф, занимающий всю стену. На нем среди безделушек стоят несколько фотографий в рамках. На одной из них — улыбающееся лицо офицера в летной форме.

Скала смущен: он никак не может вспомнить фамилию полковника, который познакомил его с профессором. Ведь они недолго служили вместе, всего лишь около полугода после Мюнхена.

— Он любил людей искусства, — говорит Иржи, чтобы скрыть смущение.