— Ты ведь летчик?
Иржи молча кивнул.
— В Англии ты с нами не общался, я никогда не встречал тебя в нашем клубе.
— Я служил в британской авиации, там был свой клуб. А главное, у нас было мало свободного времени.
— Гм… — хмыкнул Роберт, пепел в пепельнице взлетел от его дыхания. — А в Советах ты тоже не нашел пути к нашим?
— Откуда вы знаете… — Иржи удивленно взглянул на него, потом на Карлу.
— Я еще вчера звонила Роберту, — спокойно и уверенно объяснила Карла. — Он все знает о тебе.
Иржи опустил голову и, помолчав, ответил:
— В нашем корпусе не было авиации.
— Но ведь ты, кадровый офицер, мог служить и в других войсках. Разве существует только авиация? Ты наверняка был бы повышен в чине, а главное, давно был бы в партии. Кстати говоря, позднее была сформирована и чехословацкая авиадивизия.
— Не я решал вопрос о моей службе в Советской Армии. Этим я обязан врачу, который спас мне жизнь.
— Гм… — Пепел снова разлетелся от сильного выдоха. Короткими толстыми пальцами Роберт провел по светлым волнистым волосам. Беззвучно открылась дверь, вошла секретарша с подносом, от которого несся крепкий запах горячего кофе. Роберт живо встал, открыл дверцу большого книжного шкафа и извлек оттуда бутылку с желтоватой жидкостью, видимо, коньяком.
Иржи разглядывал его. Высокий, с заметной склонностью к полноте, в костюме, сшитом у первоклассного портного. Шелковая сорочка и галстук. И все же вид у него был какой-то небрежный, помятый, кожа на лице — это видно было вблизи — жирная и нечистая.
— Выпьешь? — спросил он, протянув бутылку к рюмке Иржи.
— Спасибо, я не пью, — ответил тот тихо.
— Тем хуже для тебя, — хрипло засмеялся Роберт. — Это французский коньяк.
И, не спрашивая Карлу, налил ей и себе.
У Иржи дрогнуло сердце, и он с неприкрытым изумлением смотрел, как непринужденно и с явным удовольствием Карла отпила крепкий напиток.
«Трепетная лань, моя трепетная лань!..» — с болью в сердце подумал Иржи.
Между тем Роберт, не обращая на него внимания, разговаривал с Карлой о партийных делах. Иржи казался себе мальчиком среди взрослых.
Смакуя, Роберт осушил вторую рюмку и вдруг встал.
— Итак, договорились, — сказал он Карле, даже не взглянув на Иржи. — Он будет адъютантом командующего округом. Это пахнет чином майора… [2] Повышение сразу на два чина, так как в чехословацкой армии после капитана следует чин штабс-капитана. — Здесь и далее примечания переводчика.
Он равнодушно сунул Иржи неприятно мягкую руку, а Карле улыбнулся крепкими и ровными, чуть желтоватыми зубами.
— Довольна?
— Еще бы, тобой всегда! — Иржи показалось, что она засмеялась слишком игриво.
Они вышли из кабинета, около которого терпеливо ждала длинная очередь.
— Так, значит, это и есть ваш секретарь крайкома? — спросил Иржи, чтобы сказать что-нибудь.
— Да, это наш Роберт. Хозяин! — сказала она с гордостью и засмеялась, повеселев от коньяка. — Поздравляю, товарищ майор!
Опустив голову, Иржи молча шагал следом за ней.
— Ты что, не рад? — спросила она после паузы.
— Не понимаю, почему этот человек решает вопросы, которыми ведает военное командование, — Иржи уклонился от ответа.
— Сразу всего ты не поймешь, — усмехнулась она. — Особенно Роберта.
— А что в нем такого непостижимого? — осведомился Иржи, пряча досаду. — Разве что кофе и французский коньяк?
Карла остановилась и смерила его удивленным взглядом.
— Уж не мещанин ли вы, сударь?
Собрав все силы, Иржи овладел собой.
— Извини, — сказал он сдержанно. — Я вернулся с фронта, где полковники ели пшенную кашу и пили морковный чай.
Упоминание о Советском Союзе подействовало на Карлу. Она прибавила шагу и, помолчав, сказала:
— У него жена англичанка. Она-то и присылает ему все эти вещи.
Скала встает и резким движением опускает вагонное окно. «Стоит ли ревновать ее к этому человеку?» — думает он. В окно пахнуло весенними запахами земли. Где-то он уже вдыхал эти резкие запахи… Где он был весной прошлого года? Сердце Иржи сжимается от тоски. Где-то сейчас Герой Советского Союза майор Буряк? Говорят, и я буду майором, слышишь, Иван? Но каким-то таким… э-э, даже сказать совестно.
Капитан Скала медленно, нерешительным движением закрывает окно, которое только что открыл. «Приезжай, мы примем тебя с распростертыми объятиями», — сказал Буряк. Почему Скале сейчас вспомнились эти слова? Ведь он еще не повидал ни сына, ни отца с матерью. А к Карле он явно несправедлив: сам не знает, чего от нее хочет. Он боялся сострадания, а был принят с любовью… Э, нет, не спеши с выводами. В самом ли деле это любовь?
Читать дальше