Александр Сегень - Тридцать три удовольствия

— Какой там, — вздохнув, махнул он рукой. — Если б даже захотел…

Когда теплоход отплыл из Никольского, весь вечер и всю ночь продолжалось то же самое, что вчера, только я уже не участвовал в пьянстве, запершись в своей каюте, рисовал Ларису. Когда на другой день теплоход причалил в Царицыне, я сбежал, насильно таща с собой Игоря, который уже приближался к состоянию сценариста Морфоломеева. Он сопротивлялся, утверждая, что намерен сжечь остаток своей жизни на пьяном корабле дураков, но в то утро физически и морально я был сильнее его. Поскольку у меня был в наличие пистолет, лететь на самолете мы не могли. Пришлось больше суток ехать на поезде, слушая стоны и ламентации [73] Ламентации — жалобы, сетования (лат.). медленно возвращающегося из алкогольного плена Мухина.

«Дорогой мой, любимый друг Феденька!

Вот уже три месяца я жарюсь в этой проклятой Мексике, а того успеха которого мы ожидали от экспедиции, пока еще нет. Я уже переболел здесь, но не малярией и не лихорадкой, а гриппом, но в такой тяжелой форме, что едва не приказал вам всем долго пить. Кое-что мы, конечно, накопали, но главного, ради чего нужно было пилить в такую даль, не отыскали. Поэтому я так мало писал Ларисе писем, всего два письма. Не хотелось совсем ничего писать, пока успех не придет к нам. Но она вообще не ответила ни на одно мое письмо, и я очень беспокоюсь, что там у вас. Возможно, скоро мы сможем съездить в Мериду, это крупный город, и может быть, удастся оттуда позвонить, хотя это бешено дорого. Вообще же, мы сейчас копаем на юге Юкатана, неподалеку от границ с Белизом и Гватемалой. Если ты пошлешь письмо, оно черт знает сколько будет идти сюда. Я не удивлюсь, если Лариса написала сотню писем, но ни одно из них не дошло. Я отрастил бороду, стал похож на Дон Кихота. Постоянно вспоминаю нашу поездку по Египту и Турции, встречу Нового года, приключение в Киеве, похищение невесты. Тоскую по вам всем. Жду с нетерпением ответа.

Николка Старов».

«Дорогой мой Шампольон!

Ты зря беспокоишься. Вероятнее всего, Ларисины письма и впрямь где-то затерялись. С ней все в порядке, она устроилась работать гримером в кинокомпанию «Русское мувиз продакшн». Названьице, конечно, аховое, но зато ей платят солидные бабки, так что ни о чем не волнуйся, копай себе свои Мексики, Гватемалы и всю Центрально-африканскую Америку. Две недели назад мы вернулись из кругосветного плавания по Волге на теплоходе. «Мувиз» снимало фильм «Веселенькая каютка», и Лариса взяла нас на эти съемки, которые проводились во время плавания на теплоходе «Николай Таралинский» от Москвы до Астрахани и обратно. Мы вчетвером — я, Ардалиоша, Игорек и заменяющая тебя Лариса затеяли очередную Тягу под кодовым названием «Иранский терроризм». Твоя жена блестяще справилась со своей ролью. Впрочем, вот тебе подробное описание нашей террористической акции… [74] Здесь в письме описываются события, уже известные читателям из удовольствия двадцать пятого, а потому я их опускаю. Так что, как видишь, мы тоже весело проводим время, хотя и не в таких экзотических странах, как ты. Всем очень не хватает тебя. Лариса о тебе только и говорит и не воспринимает ничьих даже шуточных ухаживаний. Сейчас ее кинокомпания готовится к съемкам очередного фильма, действие которого будет разворачиваться в нескольких странах Европы, так что Лариса, вероятно, в ближайшем будущем объездит полмира. И все благодаря Ардалиончику, который только что приехал ко мне в гости и просит передать тебе такие крепкие объятия, что вряд ли твои донкихотские косточки выдержат. Он, кстати, тоже намеревается ехать в турне по европейским странам с целью заключения каких-то таинственных контрактов с западными фирмами. Я так подозреваю, что он собирается организовать поставки волжской воды ветеранам Сталинградской битвы, сражавшимся на стороне вермахта, а также в «Дивизия адзуара». Он снова не пьет, и рожа у него уже начинает становится холеной. Сейчас мы едем с ним на какую-то презентацию, где я должен буду развлекать всех своими шаржами. Эдак я скоро войду в его фирму. Кстати, она теперь называется «Танте». Если учесть, что по-немецки «Tante» — «тетка», то нельзя не оценить сию вершину остроумия нашего главнокомандующего. Извини, что на этом заканчиваю письмо, но не знаю, когда теперь смогу его продолжить, а ты сам просишь, чтобы я послал его как можно скорее. Крепко обнимаю тебя и троекратно целую.