Пол Кворрингтон - Ураган

Несмотря на то что рот Лестера был забит гвоздями, он продолжал декламировать сто пятьдесят второй псалом, сочиненный им вскоре после смерти сына. Псалом пришел ему в голову, когда он сидел на том месте, где когда-то стояла «Королевская таверна». Копаясь в развалинах, он нашел бутылку рома, и, когда начал пить, на него снизошли слова, которые он стал произносить вслух: «О Господи, иногда кажется, что Ты от нас очень далек. Ты отнимаешь у нас свой горький сосок и не даешь к нему прильнуть». Лестер чувствовал, что эти слова ниспосланы ему свыше, ибо некоторые из них ставили его в тупик. Раньше ему никогда не приходило в голову, что у Всемогущего могут быть соски, но в принципе это было вполне возможно.

Лестера швырнуло на щит, который представлял собой лист фанеры в шесть футов длиной и четыре шириной. В него было вколочено достаточное количество гвоздей, но ветер оторвал края и теперь выдергивал их один за другим. Они выскакивали и, проглоченные ураганом, тут же исчезали. Гвозди Лестера были длиннее, и два из них ему удалось загнать в нужные отверстия. Он вынул изо рта третий, но тот тут же был похищен ветром. Он достал следующий в надежде на то, что, если ему удастся как следует укрепить края фанеры, все будет в порядке.

Лестер, отодвинувшись в сторону, начал заколачивать гвоздь. Однако поскольку левая рука у него была занята гвоздем, а правая молотком, ветер тут же вжал его в стену, так что оторваться от нее было невозможно. Ему пришло в голову, что если повернуться к стене спиной, а гвоздь и молоток переложить из руки в руку, то, возможно, ему удастся изогнуться и попасть по шляпке.

Он пропихнул руку с молотком между животом и стеной и ощутил, как острие гвоздя сдирает кожу. И тем не менее, несмотря на текущую кровь, ему удалось ухватить гвоздь. Лестер выкрикнул слова из своего псалма, сделал глубокий вдох, закрыл глаза, поменял гвоздь и молоток местами и в то же мгновение резко дернулся назад. Ветер тут же прижал его к стене, но на этот раз он стоял к ней спиной, а ураган яростно хлестал его по лицу.

— Давай, сукин сын, давай, — пробормотал Лестер. — Посмотрим, на что ты способен. — И действительно, он настолько разозлился, что, перекинув левую руку через тело, принялся колотить по фанере и даже несколько раз попал по гвоздю. Однако «Клэр» продолжала просовывать свои щупальца под фанеру и выдирать гвозди — сначала снизу, а потом сверху. Затем она проскользнула внутрь, и Лестер ощутил давление на спину. Через мгновение последние гвозди вылетели, и щит оторвался полностью.

Лестер выронил молоток и, раскинув руки, изо всех сил налег спиной на щит. Было несколько мгновений, когда ветер помогал ему в этом, но они перемежались более длительными отрезками времени, когда вихрь пытался поднять его вверх или скинуть вниз. Однако Лестер устоял, поскольку он был зол и готов был послать этот ураган куда подальше.

— Однако Ты одарил нас зрением, — прокричал он, — дабы мы могли лицезреть Твое изобилие! В малейшем из цветов и величайшем из деревьев. В капле воды и в морском шторме. В легчайшем дуновении ветерка и дыхании урагана…

И в этот момент Лестер увидел незнакомца, внезапно появившегося в бушующей мгле. Он стоял на скале в пятидесяти футах от него. Лестер понял, что он всегда там был и лишь ждал прихода урагана, чтобы появиться на свет и заявить о своих притязаниях. Он возник из ничего и, сладострастно вращаясь, начал подниматься к небу, как поднимается змея, откликаясь на призывные звуки флейты факира. «Черный дух», — подумал Лестер, хотя Джимми Ньютон назвал бы этого незнакомца «вертуном», а Колдвел, пользуясь книжной терминологией, определил бы его как небольшое торнадо, образованное ураганом.

Именно это существо и приближалось теперь к главному зданию гостиницы, не то чтобы оно двигалось к нему целенаправленно — оно металось из стороны в сторону и даже иногда отступало, но намерения его были очевидны. Оно надвигалось на Лестера.

— Батюшки светы! — заорал тот и принялся повторять свой псалом: — Господи, иногда кажется, что Ты от нас очень далек…

— Все жители Галвестона собрались на берегу. — Беверли закусила нижнюю губу, сжала кулаки и ударила ими по матрацу, одновременно приподнимая бедра и разворачивая их к Колдвелу. — Повсеместно царила праздничная атмосфера. Люди приходили целыми семьями, словно в день великого воссоединения. Повсюду продавали хот-доги и стояли палатки художников-моменталистов. — Колдвел все глубже засовывал свой язык, и Беверли, задохнувшись, откинулась на спину. Она вытянулась и сжала в руке одеяло из грубой шерсти. — И хотя в то утро… кстати, а какой это был день, Колдвел?