Гюнтер Грасс - Под местным наркозом

— Почему вы не оставляете в покое Флипа?

(Это говорит она, на пемзу ей наплевать.)

— Насколько я знаю, фройляйн Леванд, вы называете себя марксисткой. Поэтому мне непонятно, почему вы не проявляете никакого интереса к условиям труда рабочих, занятых в пемзообрабатывающей промышленности. И я, как марксист…

— Вы — либерал. А Мао говорит о либералах: «Они выступают за марксизм только на словах, а претворять его на практике не готовы». Не могут на это решиться.

— Правильно. Я либеральный марксист, ни на что не могу решиться.

— Марксизм у вас только на языке, а действуете вы как либерал. Поэтому вы и пытаетесь своими речами загнать Флипа в угол. Но вам это не удастся.

(Будем и дальше валять дурака? А ведь она довольно хорошенькая в своем пальтишке с капюшоном.)

— Кельнер, кружку светлого.

— Мне водку.

— Милая Вероника. Я считаю, что действую в ваших интересах, указывая вашему Филиппу на те последствия, которые будет иметь его бессмысленная жертва.

(Эта ее занудливая манера цедить слова в нос.) Веро Леванд говорила тихо — я сказал бы, проникновенно, глядя на батарею бутылок позади стойки.

— В «Юй Гунь [60] Юй Гунь — герой древнекитайской мифологии, усмиритель потока. Один из его подвигов — пробитый в горе туннель «Ворота дракона». Кроме того, ему приписывается и разделение на три части одной из гор, мешавших течению реки Хуанхэ. мог и горы своротить» Мао сказал: «Быть твердым, не бояться жертв и преодолевать все трудности во имя достижения победы». Вот в чем суть. А теперь я пойду. Вы только и умеете, что все истолковывать, изменять жизнь вы не умеете. А при этом мы стоим на пороге третьей революции. Только кучка реакционеров этого еще не понимает.

После ее ухода мне принесли кружку светлого. Я с удовольствием рассказал бы ей, как печально быть умным. Рассказал бы о колебаниях, о робости, мешающих бросать слова на баррикады. (И как у меня навязло в зубах слово «жертва»: «После того как 6-я армия в течение многих месяцев, принося неисчислимые жертвы, сдерживала…», «Маленькая жертва для «Зимней помощи»…», «Дорогажертвдорогажертв…» [61] Имеется в виду 6-я армия Паулюса, разбитая советскими войсками под Сталинградом. «Зимняя помощь» и т. д. — лозунги нацистской пропаганды. ) «Как потускло золото».

И все же мое предложение омрачило чистоту и целенаправленность жертвенной идеи Шербаума — он позвонил ко мне в дверь, войти не захотел; держа на поводке Макса, сказал:

— Это с собакой из питомника меня убедило. Совсем не обязательно, чтобы был Макс. Я сам поеду в Ланквиц и, если у них найдется, куплю белого шпица. Как вы думаете, сколько они сдерут за шпица без родословной?

Он хотел одолжить у меня денег, намекал на это весьма прозрачно.

— В конце месяца с деньгами всегда туго.

В квартиру он так и не зашел, хотя я попросил у него несколько минут на размышление.

— Выпьем чашку чая, Филипп, а потом трезво обсудим ваше предложение.

— Веро ждет внизу. Деньги можете дать и завтра утром.

— Вы слишком многого требуете, хотите одолжить деньги, купить на них шпица, облить его бензином и публично сжечь и не желаете посвятить меня в ваши — должен признаться довольно-таки сумбурные — планы. Это нечестно.

— Если вы не хотите, то…

— Еще вчера все должно было быть «абсолютно чистым», а уже сегодня вы готовы пойти на гнилой компромисс: просите денег у взрослого, который в это вовсе не верит и даже не испытывает страха. Вы только запятнаете свою жертву. Зачем?

— Не надо спрашивать, надо помогать.

— Хорошо. Вы боитесь за Макса, понятно. Но за вашу жалкую трусость должны заплатить я и какой-то безымянный шпиц из питомника Ланквица, и еще не исключено, что шпиц окажется сукой после случки.

— Ланквиц — ваша идея.

— Я готов осуществить ее в полной мере ради вас.

— Но ведь и вы, возможно, купили бы шпица.

— Не для того, чтобы спасти вашего Макса. Речь идет о вас, Шербаум, о вас! Что касается вашего плана, то он построен на корысти, на эксплуатации. Империализм в чистом виде. Пощадить собственную собаку и погубить другое животное. Нет, ваш расчет мне не по вкусу.

— Мне тоже нет. Наверно, вы правы.

Я так и остался стоять перед открытой дверью, а Шербаум, даже не взглянув на лифт, побежал по лестнице, нет, не побежал, а помчался со своим Максом, словно за ним гнались…

Я налил себе чаю, выпил несколько глотков и отставил недопитый стакан — пусть остынет.

(Я доволен собой. Доволен ли я собой? Днем — маленькие успехи, с наступлением сумерек они рассыпаются в прах.)