Гюнтер Грасс - Под местным наркозом

Еще до этого я записал свои опасения: «Не исключено, что Шербаум посмеется над тем, что я осторожно преподношу Сенеку. И подробно рассказываю о Песталоцци. Пусть смеется, смех тоже мешает действовать».

Но он слушал внимательно и, как всегда, чуть скептически. Однако ямочки на его щеках так и не появились.

По бокам от въезда в питомник Ланквица находилось собачье кладбище. Надгробия (величиной с детские могилы) рассказывали о Путци, Ральфе, Харрасе, Бианке. Туда ходят старушки и шебуршатся в плюще. Иногда в мрамор вставлены фотографии. И надписи говорят о верности, о незабвенной верности.

Перед началом занятий Шербаум поджидал меня на автобусной остановке.

— Мы все обдумали. Не выгорит.

— Тогда объясните причину. Причины.

— Ваше предложение и так ослабило нас.

— Простительная слабость…

— Согласен: конечно, нам страшно…

— Поручите это мне, Шербаум. Пусть это и звучит чересчур самонадеянно, но мне не страшно.

— Точно. И именно потому дело не выгорит.

— Казуистика…

— Такие вещи должен делать только тот, кому страшно.

— Раньше мне тоже было страшно…

— Мне теперь яснее ясного: то, что совершается без страха, не в счет. Вы хотите это сделать, только чтобы этого не сделал я. Вы в это не верите. Вы взрослый, и у вас одна задача — предотвратить худшее.

(И вот я стоял перед ним, штудиенрат Эберхард Штаруш, лишенный страха, желавший предотвратить худшее, стоял со всеми моими болячками, заглушенными арантилом. Мне следовало признать все же, что я боюсь зубной боли… И местного наркоза тоже, боюсь маленького неприятного укольчика…)

— Вы считаете, значит, что, будучи взрослым, я потерял свою чистоту. Посему я — нечистый и не имею права приносить жертвы.

Шербаум искал точку опоры в воздухе и, между прочим, нашел.

— Значит, так: с чистотой и с жертвой это вообще не имеет ничего общего. Иногда вы говорите тем же языком, что и Архангел, — сплошная риторика. Ведь жертва — это нечто символическое. А наше предприятие имеет определенный смысл, и все может получиться, только если человеку страшно.

Вопрос был в терминологии.

— Шербаум, если человек чего-то боится и, несмотря на это, совершает, — из политических или, скажем, из гуманных соображений, — то, стало быть, он приносит жертву, жертвует собой.

— Ну хорошо. Во всяком случае, мотивы должны быть абсолютно чистыми.

В коридоре меня остановила Веро Леванд:

— Перестаньте наконец нервировать Флипа, прекратите ваши нечистые махинации…

Точно так же на меня напала и Ирмгард Зайферт в свободный вечер.

— Мне не нравится ваша манера, Эберхард, решать мои проблемы, давая всякого рода легкомысленные советы. Если и есть для меня выход, он должен быть стерильно чистым. Вы понимаете?

Зубной врач, утешая меня, научно опровергал само понятие чистоты, о чем я знал и без него. К дантисту я обратился: «Ради проверки…»

Он усмехнулся, строя из себя эдакого всезнайку, и рассердил меня, объединив нас обоих словечком «мы».

— Мы, два нечистых, — сказал он, намекая на мои мостовидные протезы в нижней челюсти. — Даже платина и золото, которые должны исправить ваш прикус, не совсем чистые, правда в переносном смысле этого слова: их специальное легирование произведено по патенту фирмы «Дегусса», которая поддерживает довольно-таки подозрительные деловые связи с Южной Африкой. Куда ни глянешь — всюду какая-нибудь заковыка. Меня удивляет вот что: ваш ученик, которого я, несмотря на его юношеский максимализм, считал трезвым пареньком, выдвигает бескомпромиссные требования.

Прежде чем проверить мостовидные протезы, прежде чем смазать мои все еще воспаленные десны, а также покрыть прозрачной мазью ранку от ожога на нижней губе, дантист достиг со мной соглашения:

— У нас растет новое поколение, которое хоть и притворяется деловым, в действительности жаждет мифа. Осторожно! Осторожно!

(Она предваряет мои намерения. Угадывает мои желания: сегодня яркий тому пример.) Незадолго до полуночи она очутилась рядом со мной за стойкой бара на углу.

— Я так и подумала: либо вы будете у Раймана, либо здесь.

Мне было разрешено заказать ей бутылку кока-колы и рюмку пшеничной. (Только не выспрашивать. Пусть сама расколется. Старое мужицкое правило: хочешь купить свинью, говори о погоде.)

— Раньше, до того как я имел удовольствие стать педагогом, мне довелось работать в цементной промышленности. И цементники — так называют рабочих на цементных заводах — опрокидывали уже за завтраком одну или две рюмочки водки: впрочем, они не запивали водку кока-колой. Зато они потребляли в больших количествах пиво «нетте». Нетте — речушка в предгорьях Эйфеля. Живописно извиваясь, она протекает по самому крупному в Германии району пенистой лавы, используемой в строительстве. Пемза вызывает жажду. Я, разумеется, не знаю, интересуетесь ли вы пемзой. Как бы то ни было, пемза относится к лаахским туфовым горным эффузивным породам. После извержения этих туфов вулканическая деятельность в Лаахском озерном крае пришла к концу…