Гюнтер Грасс - Под местным наркозом

Конечно, я радовался успеху Шербаума в этой передаче. Ему и его приятельнице присудили премию — экскурсию по Рейну с заездом в Кобленц, чтобы посетить военный архив.

Линда изобразила полуулыбку: «Не будем, однако, забывать и второго участника. — И ободряюще продолжала: — Все это случилось в далеком прошлом, господин генерал-фельдмаршал». С этими словами она вручила Крингсу в качестве утешения карманное издание «Писем к Луцилию» на рисовой бумаге. Не раскрывая книги, он сразу стал цитировать, и у телеоператоров хватило вежливости не прерывать передачу до тех пор, пока генерал не закончил: «Не надеясь на пощаду, мы вступаем в жизнь».

Мое разочарование было велико, когда я увидел, что остался на телеэкране один-одинешенек и сижу в зубоврачебном кресле фирмы «Риттер». Даже мои гримасы, неконтролируемые из-за обезболивания, мне не понравились. Перерыв между передачами. А на улице даже снег не шел. Я слышал, как за моей спиной водит пером по бумаге дантист, он торопливо заполнял карточки — истории болезни. Его помощница диктовала вполголоса цифры, данные анализов, зубоврачебные термины. Собственное изображение порядком мне надоело. («Доктор, милый доктор, разве капиталистическая экономика неизбежно не…») Но как в зубоврачебном кабинете — семь метров на пять при трех метрах тридцати высоты, так и на телеэкране мои слова пропадали втуне (надо бы набраться смелости и сказать «бульдозер»). Вместо этого я прислушивался к бормотанию дантиста где-то у меня в тылу:

— …типичный глубокий прикус в мезиальном положении… Активизация косой плоскости благодаря стираемости окклюзионных поверхностей… экстракция четырех верхних… открытый прикус спереди… перекрестный прикус с боков… палатинальная окклюзия… типичная прогения.

А ведь уже настало время для Песочного человечка. От жалости к себе нервы натянулись как струны (одинокий пациент попытался выдавить из себя две слезы в знак протеста против навязанного безмолвия). Я мог только подмигивать телеэкрану. Тогда я еще раз попробовал проделать эксперимент с языком: показал свой анестезированный обрубок самому себе и всем сонным в тот час ребятишкам; мой язык, отражаясь на молочной, как бы затянутой тучами выпуклости экрана, ловко выполнял упражнения, продолжая играть роль своего рода манка: «Иди сюда, Линда, иди…»

И она явилась мне из телевизионной трубки в скромной кофточке в образе сказочницы. И материализовавшись в телевизионной трубке, заговорила своим таким домашним голосом, что все стало оттаивать, все, хранившееся в морозилке; она заменила мне Песочного человечка.

«Жил да был король, и росла у него дочь, ничегошеньки он для нее не жалел, всегда хотел ее чем-нибудь порадовать. И вот он затеял великую войну против семерых соседей, думая отрубить у них языки и преподнести их дочке ко дню рождения. Но королевские генералы воевали скверно и проигрывали сражения одно за другим, а потом король и вовсе проиграл войну против своих семерых соседей. Усталый, понурый, в худых башмаках, он возвратился домой без обещанных подарков. С мрачным видом сел за стол перед кубком вина и так долго глядел на него мрачным взглядом, что вино потемнело и скисло. Напрасно утешала короля его дочка — ведь все это ничего не значит, папа, не надо мне соседских языков, я и так счастлива и довольна, — ничто не могло развеселить короля, так он приуныл. Прошел год, король запасся тьмой оловянных солдатиков — ведь все настоящие королевские солдаты полегли — и снова выступил в поход в ящике с песком, построенном по специальному заказу за большие деньги для его забав; он выигрывал все те битвы, которые проиграли королевские генералы. После каждой победы в ящике с песком король смеялся все громче и громче, но вот поди ж ты, его дочка, всегда веселая и милая, загрустила и немножко рассердилась на отца. Надулась, отложила в сторону свое вязанье и сказала: «Твоя песочная война — ужасно скучная, враги твои ненастоящие. Позволь уж мне воевать с тобой вместо семерых соседей, как-никак ты обещал подарить к моему дню рождения их аккуратно отрубленные семь языков…» Разве мог король отказать своей дочке! Пришлось ему опять разыгрывать все прежние сражения, но дочь всякий раз побеждала его. Тогда король заплакал и сказал: «Ах, как плохо я вел эту войну. Я еще бездарней, чем мои генералы. Теперь я буду день и ночь сидеть за кубком вина и глядеть на него, пока вино не почернеет и не скиснет». И тут дочка перестала сердиться, повеселела, подобрела. Отодвинула кубок, чтобы на него не падал мрачный отцовский взгляд, и сказала: «Пусть другие короли ведут войны, а я лучше выйду замуж и рожу семерых детишек!» К счастью, как раз об эту пору мимо замка, где стоял дорогостоящий ящик с песком, проходил молодой учитель, и ему понравилась дочь короля, ведь она была взаправдашней принцессой. Неделю спустя он на ней женился. И король решил построить супругам прекрасную школу, на нее пошли доски, из которых был сколочен ящик. То-то было радости у детей погибших солдат. Да и семеро соседей обрадовались. Ведь отныне и навек они перестали бояться за свои веселые розовые языки…»