— Вырвалось, сказал не подумав, давайте забудем…
Недавно мы слушали у нее грегорианские хоралы. После «Аллилуйи» она сказала: «Это словно сияние святого Грааля. Не здесь ли скрывается глубочайшее таинство пасхи? Как вы считаете, Эберхард? Кровь агнца могла бы расцвести и принести нам избавление…» Когда я снял ее долгоиграющую пластинку и исцарапал открывалкой для пива, ее удивлению и обиде не было предела. «Рассказывайте это своим декоративным рыбкам, перед тем как они подохнут». — «Да, — сказала она, — пора переменить воду»…
Шербаум созвал первое собрание редколлегии. Было решено не помещать в газете объявлений, чтобы сохранить самостоятельность. Кроме того, листок надо было переименовать.
— Ну, Филипп? Как же будет называться ваша газета?
— Я предложил назвать ее «Азбука Морзе».
— Понимаю.
— Моя первая статья будет о группе Сопротивления Гельмута Хюбенера. Я хочу сравнить деятельность Хюбенера с деятельностью Кизингера в тысяча девятьсот сорок втором году.
— А как поживает Макс?
— Спасибо, уже лучше. Видимо, сожрал какую-то гадость. И это ему навредило. Но теперь он опять стал жрать.
— А ваш дистальный прикус?
— Мне вставят специальную пластинку. Довольно сложная штуковина. Но я это вытерплю. Наверняка.
— Ну конечно, Филипп… С завтрашнего дня и я опять начну у него лечиться. Он намерен обточить мне шесть зубов. Пойдем по второму кругу.
— Желаю приятно провести время.
(Мы попытались дружно засмеяться. И нам это удалось.)
При чем здесь бетон! Построить из глубоко эшелонированных книг неприступный бастион. Взять за образец идеальную крепость Вобана [83] Вобан, Себастьян Ле Претер де (1633–1707) — французский военный инженер, изложил научные основы фортификации, построил и перестроил 300 крепостей.
. Снова начать работу над рукописью или опять заняться историей Форстера. (Между Нассенхубеном и Майнцем…) Книги и прочие западни.
Почему я не купил оба тома в Фриденау? Почему, несмотря на холодную и сырую погоду, потащился в центр, чтобы приобрести книги на Курфюрстендамме? (В наличии был только один том, другой пришлось заказывать.) У Вольфа я купил бы оба.
Выйдя из магазина и преодолев некоторое внутреннее сопротивление, я двинулся к Кемпинскому. Сухой мороз держался долго, но теперь моросил дождь. На площадке перед кафе почти не было народа, а те, что проходили по ней, не задерживались. Какая-то сила, которую я счел сентиментальностью, но с которой не мог сладить, заставила меня остановиться, выжидая, на том участке мостовой, который Филипп выбрал в качестве места действия. (Неизвестный в твидовом пальто.) Подняв воротник пальто и поглядывая на часы, я делал вид — перед кем? — будто у меня здесь назначено свидание. Оттепель и моросящий дождь разрушили-продырявили-зачернили сугробы, обрамляющие площадку. На мостовой ничего не было. Только сырость, которая проникала сквозь подошвы. Неужели я надеялся обнаружить следы? Здесь в январе 1967 года семнадцатилетнего гимназиста Филиппа Шербаума стошнило при виде дам, объедавшихся пирожными.
На террасе сидело не так уж много людей. Ничего похожего на тот день: несколько пожилых женщин, два-три одиноких господина, на заднем плане за сдвинутыми столиками стайка медицинских сестер, а впереди, как истинная приманка для глаз, — индиец с дамой в экзотических шелковых одеяниях. Они пили чай, но пирожных не ели. Зато Веро Леванд ела пирожное.
Она сидела в своем пальтишке с капюшоном, вытянув ядовито-зеленые ноги, и быстро, ложка да ложкой, заглатывала ореховый торт со взбитыми сливками. Наши взгляды встретились; я увидел, как она ест… и она увидела, что я вижу, как она ест. Веро не прекратила орудовать ложечкой, хотя я наблюдал за тем, как она орудовала ложечкой. И движения ее не стали ни более быстрыми, ни менее равномерными. А я не снял очки, не стал дышать на стекла, протирать их. Она ела из протеста. Я понимал, что она ест ореховый торт со взбитыми сливками из протеста. Пожилые дамы за соседним столиком пили кофе и не ели пирожные. Ни у одной из дам не было собаки.
— Ну как, Вероника, вкусно?
— Все дорогое вкусно.
— Разве это может быть вкусным?
— Хотите тоже кусок?
— Придется, видно.
— Я угощаю.
Я выбрал шварцвальдский вишневый торт. Веро Леванд заказала еще и для себя:
— Безе со взбитыми сливками.
Мы молчали, глядя в разные стороны.
Когда принесли торт и безе, мы молча принялись за еду. Честно говоря, торт оказался вкусным. На ее пальто с капюшоном уже ничего не было видно. Индийцы рассчитались и ушли. Медицинские сестры, что сидели за нами, время от времени смеялись — через разные промежутки времени, но зато одновременно. Группы гостей из Западной Германии в прозрачных облегающих дождевиках замедляли шаг на площадке перед кафе, но потом шли дальше — жалели деньги. Электрорадиаторы под потолком террасы не переключили, они работали, как будто все еще стоит мороз. Слева, через три стола от нас, сел негр в верблюжьем пальто — он сел прямо под раскаленными радиаторами. Его знаний немецкого хватило на то, чтобы сказать:
Читать дальше