Чарльз Диккенс - Крошка Доррит (Книга 1)

Еще через несколько минут: - Скажите, Нэнди, а вы там, у себя, много гуляете по двору?

- Нет, сэр, немного. Не так-то оно приятно, правду сказать.

- Да, да, разумеется, - поспешно согласился вопрошавший. - Вполне понятно. - И вполголоса, оборотясь к столу: - Ноги не держат.

Один раз он вдруг спросил, с озабоченным видом человека, задающего первый попавшийся вопрос, просто чтобы не дать собеседнику заснуть: Сколько лет вашему младшему внуку, Нэнди?

- Джону Эдварду, сэр? - переспросил старичок, отложив нож и вилку и наморщив лоб. - Сколько лет, вы спрашиваете? Минуточку, сейчас скажу.

Отец Маршалси постучал себя по лбу. - Слабеет память.

- Джону Эдварду, сэр? Вот ведь запамятовал. То ли два года и два месяца, то ли два года и пять месяцев, боюсь сказать точно. Либо одно, либо другое.

- Ну, не мучьте себя, Нэнди, не стоит припоминать, - с бесконечной снисходительностью успокоил его почтенный джентльмен. (Голова уже, видно, плохо работает - и не удивительно, при той жизни, которую ведет бедняга.)

Чем больше признаков дряхлости он якобы обнаруживал в своем протеже, тем больше, видимо, чувствовал к нему симпатии; и когда после чая старик заикнулся, что ему, мол, "пора и честь знать", Отец Маршалси, поднявшись с кресла, чтобы проститься с ним, как-то особенно приосанился и распрямил спину.

- Это не называется шиллинг, Нэнди, - сказал он, вкладывая ему в руку монету. - Это называется табак.

- Чувствительно благодарен, уважаемый сэр. - Я и куплю табаку. Благодарствуйте, мисс Эми и мисс Фанни, желаю вам всего самого лучшего. Покойной ночи, мистер Кленнэм.

- Смотрите же, не забывайте нас, Нэнди, - напутствовал Отец Маршалси гостя. - Непременно приходите, как только вам опять случится быть в городе. Вы должны навешать нас в каждый ваш отпускной день, иначе мы обидимся. Покойной ночи, Нэнди. Осторожней спускайтесь по лестнице, Нэнди; там много шатких ступеней. - Он еще постоял в дверях, глядя ему вслед, потом воротился в комнату и со вздохом удовлетворения сказал: - Прискорбное зрелище, мистер Кленнэм. счастье еще, что он сам не сознает, во что превратился. Жалкий старик, настоящий обломок крушения. Главное - никакого чувства собственного достоинства; оно в нем убито, уничтожено, растоптано в прах!

Поскольку посещение Кленнэма имело определенную цель, побуждавшую его не торопиться с уходом, он пробормотал в ответ что-то неопределенное и вместе с хозяином дома отошел к окну, чтобы не мешать Мэгги и ее маленькой маменьке мыть и убирать посуду. От него не укрылось, что Отец Маршалси встал у окна в позе благосклонного и милостивого государя, и жест, которым он отвечал на приветствия проходивших по двору подданных, весьма напоминал собою благословение.

Когда Крошка Доррит снова разложила работу на столе, а Мэгги - на постели, Фанни встала и принялась завязывать ленты своей шляпки, собираясь уходить. Кленнэм ввиду наличия упомянутой цели по-прежнему не торопился. Вдруг дверь распахнулась, на этот раз без стука, и в комнату вошел мистер Тип. Он поцеловал Эми, поспешившую ему навстречу, кивнул Фанни, кивнул отцу, мрачно покосился на гостя и, не говоря ни слова, уселся за стол.

- Тип, дорогой, - мягко заметила ему Крошка Доррит, смущенная его поведением, - разве ты не видишь...

- Вижу, Эми. - Если ты о том, что у вас тут кто-то есть - если ты вот об этом, - сказал Тип, мотнув головой в сторону Кленнэма, - так я вижу.

- И это весь твой ответ?

- Да, это весь мой ответ. И смею думать, - с высокомерным видом прибавил мистер Тип после минутной паузы, - смею думать, вашему гостю понятно, почему это весь мой ответ. Иначе говоря, вашему гостю понятно, что он поступил со мной так, как с джентльменами не поступают.

- Нет, мне непонятно, - спокойно возразил виновник его благородного гнева.

- Неужели? В таком случае, позвольте разъяснить вам, сэр, что, если я обращаюсь к некоему лицу с деликатной просьбой, с настоятельной просьбой, с вежливо изложенной просьбой о небольшой временной ссуде, которую ему ничуть не трудно - заметьте, ничуть не трудно удовлетворить, и если данное лицо отвечает мне отказом, я нахожу, что оно поступило со мной так, как с джентльменами не поступают.

До сих пор Отец Маршалси молча прислушивался к словам сына, но, услышав последнюю фразу, он тотчас же сердито вскричал:

- Как ты смеешь...

Но сын перебил его:

- А вот так и смею, и не начинайте городить всякий вздор. Что касается тона, который я принял по отношению к данному лицу, так вам бы следовало гордиться тем, что я защищаю семейное достоинство.