Чарльз Диккенс - Торговый дом Домби и сын, Торговля оптом, в розницу и на экспорт (Главы I-XXX)

- Вы сказали, что заняты, и я не входила, - ответила она, не оборачиваясь.

- Это было жестоко по отношению к старому Джо, сударыня, - подхватил майор со свойственной ему галантностью.

- Это было очень жестоко, я знаю, - сказала она, по-прежнему глядя в окно, сказала с таким невозмутимым презрением, что майор был сбит с толку и не мог придумать никакого ответа.

- Майор Бегсток, милая моя Эдит, - промолвила ее мать, растягивая слова, - который, как тебе известно, самый бесполезный и неприятный человек на свете...

- Право же, мама, это ни к чему, - повернувшись, сказала Эдит, оставьте эту манеру разговаривать. Мы совсем одни. Мы друг друга знаем.

Спокойное презрение, отразившееся на ее прекрасном лице, презрение, явно обращенное на нее самое не меньше, чем на них, было так глубоко, что притворная улыбка матери, хотя и была такой привычной, на секунду сбежала с губ.

- Милая моя девочка... - начала она снова.

- Еще не женщина? - улыбнувшись, сказала Эдит.

- Какая ты сегодня странная, дорогая моя. Позволь тебе сказать, милочка, что майор Бегсток принес любезнейшую записку от мистера Домби, который предлагает позавтракать с ним завтра и отправиться в Уорик и в Кенилуорт. Ты поедешь, Эдит?

- Поеду ли я? - повторила она, сильно покраснев, и, прерывисто дыша, повернулась к матери.

- Я знала, дорогая, что ты поедешь, - беззаботно отозвалась та. - Я спросила, как ты говоришь, для приличия. Вот письмо мистера Домби, Эдит.

- Благодарю вас. У меня нет ни малейшего желания читать его, последовал ответ.

- В таком случае, пожалуй, я отвечу на него сама, - сказала миссис Скьютон, - хотя у меня была мысль просить тебя взять на себя роль моего секретаря, дорогая моя.

Так как Эдит не шевельнулась и не дала никакого ответа, миссис Скьютон попросила майора придвинуть к ней столик, и откинуть крышку, и достать ей перо и бумагу, каковые галантные услуги майор оказал с великой покорностью и преданностью.

- Передать привет от тебя, Эдит, дорогая моя? - осведомилась миссис Скьютон, не выпуская пера из рук, прежде чем приписать постскриптум.

- Все, что вам угодно, мама, - не оборачиваясь, отозвалась та с величайшим равнодушием.

Миссис Скьютон написала то, что ей было угодно, не добиваясь более точных указаний, и вручила письмо майору, который, приняв это драгоценное поручение, сделал вид, будто прячет письмо у сердца, но вследствие ненадежности своего жилета поневоле опустил его в карман панталон. Затем майор весьма элегантно и рыцарски распрощался с обеими леди, на что старшая ответила, не изменяя обычной своей манере, тогда как младшая, не переставая глядеть в окно, наклонила голову чуть заметно, так что любезнее было бы по отношению к майору обойтись без всякого поклона и предоставить ему сделать заключение, что она ничего не слышала или не заметила.

"Что касается перемены в ней, сэр, - размышлял на обратном пути майор (день был солнечный и жаркий, и майор приказал туземцу с легким багажом, идти впереди, а сам шествовал в тени заброшенного на чужбину принца), - что касается перемены, сэр, томления и тому подобного, то на эту удочку Джозеф Бегсток не попадется. Нет, сэр! Это не пройдет! Ну, а что касается разногласия между ними или пропасти, как выражается мамаша, - будь я проклят, сэр, если это не похоже на правду! И это очень странно! Ну, что ж, сэр! - пыхтел майор. - Эдит Грейнджер и Домби - прекрасная пара; пусть решают спор поединком. Бегсток ставит на победителя!"

Майор, увлеченный своими мыслями, произнес эти последние слова вслух, вследствие чего злосчастный туземец остановился и оглянулся, полагая, что они обращены к нему. Раздраженный до последней степени нарушением субординации, майор (хотя в тот момент он раздувался от прекраснейшего расположения духа) ткнул туземца между ребер своею тростью и с небольшими промежутками не переставал подталкивать его вплоть до самой гостиницы.

Не менее раздражен был майор, когда одевался к обеду, во время каковой процедуры на темнокожего слугу сыпался град всевозможных предметов, начиная с сапога, кончая головной щеткой и включая все, что попадалось под руку его хозяину. Ибо майор кичился тем, что великолепно вымуштровал туземца, и за малейшее нарушение дисциплины карал его, применяя такого рода наказания. Добавим к этому, что он держал туземца при себе как средство, отвлекающее от подагры и всех прочих недугов, духовных и телесных; и туземец, по-видимому, недаром получал жалованье, которое, впрочем, было невелико.