Иван Катков: Еще один день [СИ]

Отец тяжело вздохнул.

— И вот сегодня ему исполнилось бы восемьдесят лет. Совсем немного не дотянул Дмитрий Николаевич до своего юбилея, но мы всегда будем его помнить, гордится им, и всегда будем ему благодарны.

Все поднялись и осушили рюмки.

— Ага, — едва не давилась от икоты тетя Таня, — благодарны за то, что он свой дом фиг знает на кого переписал.

Отец кашлянул в кулак.

— Тань, выпила — веди себя достойно, или сходи, проветрись, — сказала мать.

— Ты сама проветрись. Что, разве я не права? Не намерена я ему тут дифирамбы петь. Ты лучше вспомни, как мама на сушилах чуть из-за него не повесилась. Что, забыла? Напомнить, может?

— Татьян, Свет, да не ссорьтесь вы, — вмешался дядя Костя.

— А мне сегодня дедушка снился, — воспользовавшись передышкой, проронил мальчик.

— Она, может, и пожила бы еще, так ведь он ее до инфаркта и довел, — не унималась тетя Таня, — а вы, идиоты, тут сидите, оды ему слагаете. Тьфу, смотреть противно.

— Да как ты смеешь на отца, дрянь! — вскочила мать, — как тебе с рожей не стыдно! Он тебя, дуру, вырастил, потом в Политех пристроил! Сама бы ты со своим мозгом куриным поступила бы?! Хренушки! А с квартирой вам кто помог?! Так бы и жили в своей общаге с двумя детьми! Девять метров счастья! Вспомнила?! Вот и помалкивай сиди!

— Мне сегодня дедушка снился, — повторил Андрей.

— Рот свой закрыла! — крикнула тетя Таня, — я, в отличие от тебя, по залету замуж не выскакивала! Или, может, ты вообще его нагуляла, пока муж по командировкам мотался!

— Пошла вон отсюда! — вскричал отец, плеснув ей в лицо морсом.

Тетка зафыркала, как лошадь.

— Ну это уже чересчур, старик, — дядя Костя вцепился в лацкан его пиджака и рванул на себя. Глава семейства повалился на стол, стащив праздничную скатерть и опрокинув тарелки с едой.

— Мне сегодня дедушка снился, — уже шепотом повторил мальчик.

Мать заголосила во все горло.

— Не здесь, не здесь! — орал отец, — не в квартире, посуду побъем! Выйдем в подъезд!

— Урод! — утирала лицо салфеткой тетка, — прямо в глаз попал! А если бы я ослепла?!

— Поделом тебе, шваль! — поправил пиджак отец, ослабляя заляпанный майонезом галстук.

— Это я-то шваль? Ты лучше на благоверную свою посмотри! Тоже мне, тихая мышь. Да чтоб ты знал, она, когда с Зиминым встречалась, изменила ему с его же другом! Под Новый год дело было. А потом вместе с ним, с Зиминым, в гости к нему еще ходила, на диване его сидела с бесстыжими глазами, а на том диване он, наверное, ее, то самое, шпехал. А потом еще просила у Зимина сапоги ей купить! Вот она какая! Он любил ее больше жизни, а к ней то и дело пацаны из соседних деревень приезжали по ночам. И увозили ее. Куда? Явно не в шахматы играть. К приличным девушкам, между прочим, кавалеры по ночам не ездят!

— Не слушай ее, Вов, — разрыдалась мать, — врет она все, паскуууда!

— Мне сегодня дедушка снился, — беззвучно шевелил губами мальчик, выводя чайной ложкой невидимые узоры на столе.

Мать вцепилась в волосы сестры и с грохотом повалила ее на пол. Все бросились их разнимать. Дядя Костя обхватил свояченицу за талию и с легкостью приподнял.

— Всю жизнь мне испортила, тварь! — сучила ногами мать, — вон из моего дома!

— Что, правда глаза колет?! — бушевала тетка, — харя твоя наглая! Люди добрые, полюбуйтесь на эту Деву Марию!

На крики стали тарабанить в дверь соседи. С площадки доносились недовольные возгласы.

Андрей ушел в свою комнату. Лег в кровать, накрыл голову подушкой. Мысль о школе наступала грозовой тучей.

На следующий день Бабаев с Зайцевым заскочили в класс, в котором дежурил Андрей, и окатили его из полового ведра. Сердобольная уборщица, заметив трясущегося от холода, насквозь промокшего мальчика, увела его к себе в подсобку.

— Кто же это так над тобой, а? — бормотала она, подливая в кружку горячего чая, — изверги, а не дети! Директору надо нажаловаться. Я вот им, — погрозила она кулаком.

Уборщица выдала Андрею спортивный костюм с оттянутыми коленками и дырами на локтях.

— На вот, держи. Штанцы малость подвернешь, и будет хорошо. А я твою одежку постираю и завтра отдам. Договорились?

Андрей кивнул и, спрятавшись за бойлером, переоделся.

Как-то раз Бабаев схватил Андрея за ухо и с хрустом провернул. Ухо посинело и стало огромным, точно лопух. После этого к школьнику приклеилось прозвище "Ушама бен Ладен".

Потянулась череда издевательств. Били головой о стену, плевали в лицо, стягивали штаны при всем классе, рвали в клочья тетрадки, рисовали маркером на лице.