- Ну-ну-ну-ну!
- Ну, все меня наряжала к вам идти; потом напомадила, а потом зацеловала совсем, говорит: "Сходи к Васе, поздравь да спроси, довольны ли они, покойно ли почивали и еще... и еще что-то спросить - да! и еще, кончено ль дело, об котором вы вчера... там как-то... да вот, у меня записано, - сказал мальчик, читая по бумажке, которую вынул из кармана, да! беспокоились.
- Будет кончено! будет! так ей и скажи, что будет, непременно кончу, честное слово!
- Да еще... ах! я и забыл; сестрица записочку и подарок прислала, а я и забыл!..
- Боже мой!.. Ах ты, голубчик мой! где... где? вот-а?! Смотри, брат, что мне пишет. Го-лу-бушка, миленькая! Знаешь, я вчера видел у ней бумажник для меня; он не кончен, так вот, говорит, посылаю вам локон волос моих, а то от вас не уйдет. Смотри, брат, смотри!
И потрясенный от восторга Вася показывал локон густейших, чернейших в свете волос Аркадию Ивановичу; потом горячо поцеловал их и спрятал в боковой карман, поближе к сердцу.
- Вася! Я тебе медальон закажу для этих волос! - решительно сказал наконец Аркадий Иванович.
- А у нас жаркое телятина будет, а потом завтра мозги; маменька хочет бисквиты готовить... а пшенной каши не будет, - сказал мальчик, подумав, как заключить свои россказни.
- Фу, какой хорошенький мальчик! - закричал Аркадий Иванович. - Вася, ты счастливейший смертный!
Мальчик кончил чай, получил записочку, тысячу поцелуев и вышел счастливый и резвый по-прежнему.
- Ну, брат, - заговорил обрадованный Аркадий Иванович, - видишь, как хорошо, видишь! Все уладилось к лучшему, не горюй, не робей! вперед! Кончай, Вася, кончай! В два часа я домой; заеду к ним, потом к Юлиану Мастаковичу...
- Ну, прощай, брат, прощай... Ах, кабы!.. Ну, хорошо, ступай, хорошо, - сказал Вася, - я, брат, решительно не пойду к Юлиану Мастаковичу.
- Прощай!
- Стой, брат, стой; скажи им... ну, все, что найдешь; ее поцелуй... да расскажи, братец, все потом расскажи...
- Ну уж, ну уж - известно, знаем что! Это счастье перевернуло тебя! Это неожиданность; ты сам не свой со вчерашнего дня. Ты еще не отдохнул от вчерашних своих впечатлений. Ну, конечно! оправься, голубчик Вася! Прощай, прощай!
Наконец друзья расстались. Все утро Аркадий Иванович был рассеян и думал только об Васе. Он знал слабый, раздражительный характер его. "Да, это счастье перевернуло его, я не ошибся! - говорил он сам про себя. - Боже мой! Он и на меня нагнал тоску. И из чего этот человек способен поднять трагедию! Экая горячка какая! Ах, его нужно спасти! нужно спасти!" проговорил Аркадий, сам не замечая того, что в своем сердце уже возвел до беды, по-видимому, маленькие домашние неприятности, в сущности ничтожные. Только в одиннадцать часов попал он в швейцарскую Юлиана Мастаковича, чтоб примкнуть свое скромное имя к длинному столбцу почтительных лиц, расписавшихся в швейцарской на листе закапанной и кругом исчерченной бумаги. Но каково было его удивление, когда перед ним мелькнула собственная подпись Васи Шумкова! Это его поразило. "Что с ним делается?" - подумал он. Аркадий Иванович, взыгравший еще недавно надеждой, вышел расстроенный. Действительно, приготовлялась беда; но где? но какая?
В Коломну он приехал с мрачными мыслями, был рассеян сначала, но, поговорив с Лизанькой, вышел со слезами на глазах, потому что решительно испугался за Васю. Домой он пустился бегом и на Неве носом к носу столкнулся с Шумковым.Тот тоже бежал.
- Куда ты? - закричал Аркадий Иванович.
Вася остановился, как пойманный в преступлении.
- Я, брат, так; я прогуляться хотел.
- Не утерпел, в Коломну шел? Ах, Вася, Вася! Ну, зачем ты ходил к Юлиану Мастаковичу?
Вася не отвечал; но потом махнул рукой и сказал:
- Аркадий! я не знаю, что со мной делается! я...
- Полно, Вася, полно! ведь я знаю, что это такое. Успокойся! ты взволнован и потрясен со вчерашнего дня! Подумай: ну, как не снесть этого! Все-то тебя любят, все-то около тебя ходят, работа твоя подвигается, ты ее кончишь, непременно кончишь, я знаю: ты вообразил что-нибудь, у тебя страхи какие-то...
- Нет, ничего, ничего...
- Помнишь, Вася, помнишь, ведь это было с тобою; помнишь, когда ты чин получил, ты от счастья и от благодарности удвоил ревность и неделю только портил работу. С тобой и теперь то же самое...
- Да, да, Аркадий; но теперь другое, теперь совсем не то.
- Да как не то, помилуй! И дело-то, может быть, вовсе но спешное, а ты себя убиваешь...
- Ничего, ничего, я только так. Ну, пойдем!
- Что ж ты домой, а не к ним?
- Нет, брат, с каким я лицом явлюсь?.. Я раздумал. Я только один без тебя не высидел; а вот ты теперь со мной, так я и сяду писать. Пойдем!
Читать дальше