Ханна Бренчер - Если ты найдешь это письмо… Как я обрела смысл жизни, написав сотни писем незнакомым людям

Оказывается, «менять мир» – недостаточно хороший ответ для большинства людей. Так что я начала привыкать говорить людям, что после колледжа собираюсь год прослужить волонтером.

Такие программы есть во всем мире. Некоторые называют волонтерский год «годовым перерывом», но мне никогда не нравилось это название. Оно заставляет рисовать в воображении человека, нажимающего в своей жизни этакую здоровенную кнопку «пауза», в то время как многие в свой волонтерский год находят свою судьбу. Ты добровольно отказываешься на год от зарплаты и делаешь шаг в тот слой общества, которому мало кто служит. Ты целый год живешь вместе с другими волонтерами и строишь с ними совместную жизнь из вещей и понятий, которые, вероятно, навсегда останутся близкими только вашей компании.

Люди все равно смотрели на меня странно, когда я говорила им о волонтерском годе, словно на их глазах из моей головы вылезали маленькие зеленые антенны инопланетян. Мол, и охота же мне заниматься такими вещами!

– Это как Корпус мира, – приходилось мне говорить, а потом ссылаться на статью из «Нью-Йорк таймс» о повышении заработка во время волонтерского года. Мои собеседники сдувались на глазах.

– Ах! Корпус мира. Ты такой положительный человек… – и вскоре разговор угасал сам собой.

Поначалу я думала, что займусь международной работой. Я влюбилась в одну маленькую школу в Порт-о-Пренсе, столице Гаити, где дети резвились на лужайках в голубой форме оттенка поспевающих на солнце ягод. Я буду учительницей целый год, стану жить вместе с детьми в пансионе…

Вечером накануне одного из последних собеседований, посвященных школе на Гаити, я тараторила с пулеметной скоростью, рассказывая об этой возможности одной из моих подруг по школе, девушке по имени Джен. До Рождества оставалось два дня, мы сидели в городском «Старбаксе». И, как бывает со старыми подругами, мы грели ладони о свое латте и наводили мосты в жизнь друг друга, пересказывая все истории, которые приключились за учебный год между сентябрем и сегодняшним днем.

Мужчина, сидевший через столик от нас, все время пытался привлечь наше внимание и втянуть нас в разговор. Я совершенно убеждена, что он был сумасшедший. И пьяный к тому же. Он все порывался показать нам то ли купленное им обручальное кольцо, то ли еще что-то. Джен вдруг решила, что нас похитят. Мужчина не переставал приставать к нам. И вдруг ни с того ни с сего два человека с другого конца кофейни принялись махать нам руками.

– Сэм! Вероника! – воскликнула женщина за дальним столиком, продолжая махать нам. «Сэм» – это, по всей видимости, должна была быть Джен. А мне, скорее всего, предназначалось имя «Вероника». – Девочки! Сколько лет, сколько зим! Давайте-ка сюда!

– Сэм! – пискнула я, подыгрывая плану этой женщины. Я подтолкнула Джен, мы обе схватили свои чашки и перебрались за ее столик, где безумец с обручальным кольцом больше не мог вклиниться в наш разговор.

– Отличная идея, – сказала я женщине, когда мы обе уселись.

– И вы ее поняли, – кивнула она в ответ. А потом, словно никто никого не спасал, она и ее спутник занялись прерванным разговором. Мы с Джен продолжили болтать о моем волонтерском годе. Когда с моих губ слетело слово «Гаити», глаза женщины сузились, и она уставилась на меня.

– Ты? – переспросила она – Ты подумываешь о том, чтобы преподавать на Гаити?! – Вся ее повадка изменилась. Взглядом она пронзала меня насквозь.

– Ага! Это десятимесячная программа в Порт-о-Пренсе. Жить и работать с детьми на территории школы…

– О, нет-нет-нет! – перебила она. – Такая красивая девочка, как ты? Тебя похитят, убьют и продадут на черном рынке. Твои родители никогда больше не увидят ни тебя, ни твои органы!

Мужчина напротив нее молча смотрел в свою чашку, вертя ее в руках, а она продолжала рассказывать, что у ее дяди были плантации на Гаити. Она видела там такое, что хуже и представить себе нельзя. Я пыталась защищаться, но она становилась все настойчивее.

– Нет! – снова и снова повторяла она мне. – Стоит тебе сойти с самолета – и больше тебя никогда и никто не увидит.

Несмотря на это дурное предзнаменование, явленное мне посреди «Старбакса», я все же пошла на последнее собеседование, стараясь держать свои почки поближе к себе. Я узнала, что с территории школы выходить запрещено. Физическая активность будет присутствовать в основном в виде рытья ям во дворе или пробежек по периметру территории (коль скоро на то хватит энергии в прошибающий по́том зной). «Топливо» будет поступать в виде углеводов, и в большом количестве. Спагетти на завтрак. Возможно, на обед. И наверняка на ужин. Спагетти там. Спагетти сям. И там и сям спагетти нам… У меня было ощущение, будто кто-то раз за разом бьет меня кулаком в живот, пока я отвечала на вопросы рекрутера, уже зная, что это не мое.