Ханна Бренчер - Если ты найдешь это письмо… Как я обрела смысл жизни, написав сотни писем незнакомым людям

– Да, похоже, тебе было весело, – отозвалась мама. Ее тон был полон сарказмом.

Однако это было единственное, на чем я могла сосредоточиться во время того заседания: я была там самой молодой из присутствующих. У выступавших на сцене выживших узников была характерная медлительность в голосе, и я понимала, что их скоро не станет. Поколение выживших – тех, кто прочувствовал Холокост на себе, – тоненькой струйкой утекало прочь. Я ерзала на сиденье. Оглядывалась. Пыталась слушать. Гадала, беспокоится ли еще кто-нибудь так же, как я. Эти люди умирали. Старость летела на всех парах, чтобы забрать их. Я испытывала обоснованную панику.

– Мама, это ужасно, – сказала я ей своим фирменным тоном «тебе нужно понять свою дочь сию минуту, потому что мир вокруг нас рассыпается на куски». Так уж я устроена: у меня всегда происходит очередной сотрясающий землю кризис, в то время как все окружающие вполне довольны: день прошел – и ладно. Я же сталкиваюсь с простейшей историей, от которой у тебя, ну, может быть, мурашки побегут, – и меня раскатывает, как катком по асфальту. Я не могу выбросить ее из головы еще много дней. – Как люди смогут когда-нибудь о них узнать? Целое поколение людей, переживших эту ужасную трагедию, вымирает.

– Ну, для того и существуют дневники. И фотоальбомы. И письма.

Мама явно не испытывала такой тревоги, как я. Я же никак не могла отделаться от внутренней печали, которая охватывала меня при мысли о том, что многое будет забыто, что история Элен могла быть никогда не опубликована.

– Но потом это заставило меня задуматься о себе, – продолжала я. – И о моем поколении. О том, что у нас есть все эти прекрасные инструменты социальных сетей, которые мы могли бы использовать для таких благих целей, а вместо этого используем их для нытья, жалоб и пустого сотрясения воздуха. А что, если это – наше наследие? Я имею в виду, для тех из нас, кто вообще не живет вне экрана, – что, если именно такими нас и запомнят?

– Тогда я только спасибо скажу, что я не такая, – ответила мама. Я рассчитывала, что она добавит что-нибудь еще, но она молчала. Моя мама никогда не покупалась на соблазны социальных сетей. И поэтому, похоже, не заметила, когда социальные сети подняли руки и объявили миру: «Мы перестали быть социальными. Вы превратили нас в мельтешащее слайд-шоу из лучших моментов жизни других людей. Вы начали жить через нас. Мы не подпускаем вас друг к другу. Ну, и чего вы хотите теперь?»

Думаю, именно это делают в наши дни социальные сети. Считается, что они нас сближают, но я думаю, что мы слишком рассеянны и невнимательны, чтобы заметить, что они отрывают нас от единственного, что имеет значение, – друг от друга. И от того, как отчаянно нам нужно заботиться друг о друге.

Спустя неделю все, что мама сказала мне в том телефонном разговоре, обрело смысл, когда я стояла у стенки в зале во время ужина-сюрприза в честь ее шестидесятилетия. Мне разрешили по такому случаю съездить домой. Мои тетки закатили вечеринку в подвальном зале одной из городских католических церквей. Мы подвесили к потолку звезды. По всему помещению были разбросаны старые фотографии в рамках из «Икеи». Школьный фотоальбом матери стоял в центре одного из столов как доказательство того, что она когда-то была ребенком. Большим ребенком. Был приглашен диджей. Это была кульминация всего, что моя мама считает жизнью: вечеринки, танцпола и пляжа.

Стены церкви прогибались под напором толпы и веселья. Ко мне то и дело подходили люди, чтобы сказать, как они любят мою маму. Мне хотелось ответить каждому: «Я знаю. Она – это всё. Она всегда была всем. Я понимаю, почему вы ее так любите». Остаток вечера я наблюдала, как мама скользящей походкой движется по залу. Пусть это был ее шестидесятый день рождения, но она притягивала к себе взгляды так, будто ей было двадцать два.

Ближе к середине вечера она вышла в центр зала, чтобы сделать объявление.

– На днях я ездила к врачу по поводу боли в груди, – призналась она сотне с лишним присутствующих, словно поверяя интимный секрет. – К счастью, оказалось, что это всего лишь рефлюкс. Но я ехала в машине и паниковала: «Всем ли я сказала, как люблю их? Знают ли они, как я к ним отношусь?»

Ее взгляд обежал комнату, задерживаясь на лицах коллег, сестер, лучших подруг и племянников.

– Но сейчас вы здесь. Все вы сегодня здесь. И мне представился шанс.

Я смотрела, как моя мама превращает свой праздник в торжество в честь других людей. Она уже стала той, кем хотела стать в этом мире; полагаю, после этого все, что еще необходимо сделать, – это сказать самое важное: «спасибо», «я люблю вас», «я верю в вас и надеюсь, что у меня всегда найдется время, чтобы вам об этом сказать».