Филипп Эриа: Золотая решетка

- Несомненно начинается вторжение.

- Муж трижды телефонировал в Париж в редакцию газеты. Нынче днем дела шли очень плохо, даже хуже, чем утром.

- Лично у меня, когда Неру написал Трумэну и Сталину, сложилось хорошее впечатление.

- А кто, скажите на милость, в такой момент у нас военный министр? Социалист.

- На этот раз не беспокойтесь, с первых же дней - атомное оружие.

- ...Словом, надо быть готовым.

Пока Агнесса искала глазами Патрицию Сиксу-Герц и ждала, когда та покажется из-за стойки бара в глубине комнаты, она услышала еще немало таких же реплик, какие слышала несколько лет назад, звучавших такой же поверхностной тревогой и глубоким равнодушием. Но так же, как и в июне сорокового года, достаточно будет пустяка, нового ложного известия - и они сразу забудут свою дурацкую болтовню. Только их и видели... Бросятся кто куда.

Красавица Сиксу-Герц увела Агнессу, за которой последовал господин Казелли, в маленькую гостиную и затворила дверь.

- Я не стала ни с кем вас знакомить, - заявила она резким тоном. Знаю, что вы нелюдимка, не бываете в свете.

Проходя через библиотеку, Агнесса, совсем не желавшая неожиданно столкнуться с Жильбертой или с Жоффруа, окинула шумное сборище быстрым взглядом и увидела лишь одно знакомое лицо - Тельму Леон-Мартен, присутствие которой ее не удивило: эта дама принадлежала к числу шакалов, таящихся где-то в пору благополучия и вылезающих с нетерпеливым зловещим воем, как только потянет трупным запахом.

- Мы уезжаем через неделю, самое позднее, - заговорила хозяйка дома. Это зависит от "Эр Франс". Все добиваются у них билетов. Оставаться во Франции? Благодарю покорно!

Русским я верю теперь не больше, чем верила немцам десять лет назад.

- Полноте, - сказал господин Казелли, пытаясь внести успокоение, русские ведь не собираются сюда...

- Не собираются? У меня на этот счет Другие сведения! - возразила Патриция. Она закуривала одну сигарету за другой и, едва затянувшись, яростно тушила их, расплющивая в пепельнице; развалившись на диванчике, обитом светлым кретоном, она сверлила недоверчивым взглядом обоих посетителей, которых усадила напротив себя, как подсудимых.

- Ну как? - спросила она Агнессу. - Надумали?

- Надумала.

- Вы знаете эти места? Показывать не просите. Мне некогда и вообще не до того.

- Я знаю этот дом.

- Прекрасно. Мои условия вам известны. Деньги у вас приготовлены?

Патриция устремила взгляд на кожаный портфель господина Казелли, но вдруг Агнесса раскрыла свою сумочку.

- Я предлагаю вот это, - сказала она, протягивая маленький футляр.

Патриция открыла футляр, и брови ее высоко поднялись.

- Два бриллианта по пять каратов каждый, - произнесла Агнесса, нарушив воцарившееся молчание.

- Да, но грань старинная. Я потеряю, если отдам их подновить. Не спорю, оба они очень хорошей воды, но стоят самое большее три миллиона, а я хочу получить за дом четыре миллиона.

- Знаете, мне неприятно расхваливать свое кольцо. Давайте съездим в Антибы или в Канн к ювелиру, которому вы доверяете, - пусть он оценит.

Патриция Сиксу-Герц нахмурившись, как будто опасность распространения войны, начавшейся в Корее, зависела от этой минуты и от осмотра бриллиантов, взяла кольцо двумя пальцами и, поднеся к глазам, залюбовалась прозрачностью камней.

- Разрешите мне вставить слово, - вкрадчиво произнес господин Казелли, - я тоже знаю этот старый дом в Кань. И должен сказать, что, учитывая состояние крыши, ремонт, который нужно произвести в нижнем этаже, и скудость меблировки, по-моему, цена, которую вы желаете за него получить, то есть четыре миллиона...

Патриция резким жестом прервала его.

- Позвольте, мадам, все же заметить, - сказала Агнесса, - что для того, кто собирается путешествовать, переезжать через границу и, может быть, не один раз, эти бриллианты представляют несомненное удобство: при малом объеме большая ценность. Их можно без труда носить при себе, зашив, например, в лифчик.

- Вы можете поехать сейчас вместе со мной к ювелиру? Это займет четверть часа, не больше.

Все трое встали. Патриция, не возвращая кольца, повела посетителей к выходу другим путем, минуя библиотеку.

В ювелирном магазине она бесцеремонно заперлась с хозяином в его кабинете. Боясь, как бы господин Казелли в присутствии стоявшего за прилавком приказчика не осудил вслух такую бестактность. Агнесса посмотрела на комиссионера многозначительным взглядом. Она села на стул. Ей не так-то легко было решиться на продажу своего кольца. Эти бриллианты она получила от бабушки с материнской стороны в качестве свадебного подарка, но тогда они украшали серьги, а Ксавье настоял на том, чтобы камни вставили в кольцо. Между нею и ее родными все еще сохранялись какие-то связующие нити, и их надо было наконец разорвать. Ей вспомнилось, как ее бабушка, величественная старуха Буссардель, положила ей на ладонь эти тяжелые старинные серьги; перед глазами Агнессы встала и другая картина: они с Ксавье отправились к известному парижскому ювелиру, Ксавье изобразил на листочке, вырванном из блокнота, очертания, которые должен иметь бриллиант в строгой гладкой оправе, и ей ясно представилось, как длинными худыми пальцами Ксавье поправляет восковую форму. Дверь кабинета отворилась. Патриция Сиксу-Герц подошла к Агнессе.