Робер Эскарпи - Литератрон

И этого треклятого старикашку еще поздравляли за проявленную отвагу, присутствие духа и меткость глаза. Я чуть было не умер от досады и унижения. Но с тех пор я со священниками не связывался.

Спустя несколько месяцев господин Филиппе возвратился из заключения, он изменился до неузнаваемости, постарел лет на двадцать. Получив хорошую службу в нефтяной компании Паранти, он вернулся к своей прежней профессии инженера и предложил дедушке и бабушке отдать меня ему на воспитание. Мы поселились в маленьком домике, стоявшем в сосновой рощице, где он устроил себе лабораторию для разных поделок. Начал он с того, что постарался восполнить пробелы в моих познаниях - следствие нерегулярного посещения школы. Я обладал острым умом, господин Филиппе был наделен терпением, и мы быстро наверстали упущенное. В одиннадцать лет молодой Мериадек Ле Герн блестяще выдержал приемные экзамены в шестой класс и вскоре был зачислен воспитанником Аркашонского лицея.

Учился я весьма и весьма прилично. Отставание в точных науках вполне компенсировалось моими литературными способностями. Привыкнув с детства приспосабливаться к окружающей меня среде, я в совершенстве овладел даром подражания, без чего не бывает хороших лингвистов. С другой стороны, мой гибкий ум без труда постигал все тонкости школьной риторики и диалектики. Отличаясь в классных сочинениях, я начиная с третьего класса стал признанной звездой школьных дискуссий. Добровольно участвуя в дополнительных сочинениях на темы алкоголизма, Европы, расизма, ЮНЕСКО или мира, которые являются как бы вехами в карьере хорошего ученика, я насквозь пропитался духом ортодоксальности и часто одерживал легкие, но весьма приятные победы, которые приносили мне, помимо скромных денежных вознаграждений или поощрительных поездок по краю, еще и уважение директора лицея. Как только в разговоре упоминалось мое имя, он опускал жирные веки над маленькими глазками, похожими на ягоды черной смородины, и, скромно поправляя галстук-бабочку заявлял: "Что ж, это типичный продукт нашего воспитания".

Не думаю, чтоб преподаватели так уж меня ценили, но они были вынуждены делать вид, что ценят, ибо за все семь лет моего пребывания в лицее я не дал им случая поймать меня врасплох; когда я обучался в дополнительном классе по философии, мне даже удалось вскружить голову учительнице гимнастики.. Она была маленькая брюнетка и звалась Луизой.

В Аркашонском лицее велось совместное обучение, что не способствовало развитию любовных интриг. К тому же я был достаточно осторожен для того, чтобы скомпрометировать себя романом с одноклассницей. В Аркашоне моментально все становится известным, и разоблачение, несомненно, подмочило бы мою репутацию пай-мальчика, что, в свою очередь, нанесло бы определенный ущерб моим дальнейшим намерениям. В первые годы занятия велись в двух старых виллах Зимнего Города, и это придавало нашему житью-бытью почти семейный характер. Позднее нас перевели в ультрасовременные помещения новой лесной школы. Благодаря своему скромному, собранному внешнему виду я стал самым лучшим ее украшением. У меня были поклонницы, но я предпочитал сохранять неприступность. И если я сделал исключение для Луизы, то лишь потому, что интрижка с преподавательницей могла укрепить мой престиж, а с другой стороны, не желая тратить зря время на спортивные тренировки с их суровой дисциплиной, я попросту хотел получить свидетельство о прохождении курса гимнастики, необходимое для сдачи экзаменов на степень бакалавра.

Впрочем, роман этот довольно долго носил платонический характер, так как я считал делом своей чести стать любовником Луизы только после экзаменов. Но если бы даже нас тогда накрыли, все равно скандала не последовало бы и я лично ничем не рисковал. Связь наша еще долго сохранялась в тайне, и Луиза была самой очаровательной любовницей. К сожалению, она была честолюбива - глупо, недальновидно честолюбива. Словом, из тех честолюбцев, которым все подавай немедленно. Она считала, что я недостаточно "продвигаюсь", не понимая того, что истинный карьерист испытывает отвращение ко всей этой грубой механике и отдается благоприятному течению обстоятельств, удерживая курс, подобно рулевому парусника, с помощью ловкой игры радаров и штурвала.

Недавно я встретился с ней на пляже в Биаррице, где она в ка1 никулярное время руководит чрезвычайно респектабельным и дорогим клубом физической культуры. Она выкрасила волосы, не тем не менее сильно сдала. Ее профессия быстро изнашивает. Beроятно, она считает, что преуспела, поскольку с большим трудов зарабатывает за лето несколько тысяч франков. Когда она села за руль своей "флориды", я обогнал ее на моем "ягуаре" и нарочно ехал на первой скорости, чтобы она могла меня узнать. Наверно, она весь вечер проплакала от досады.