Роальд Даль - Еще одни невероятные истории

В уголках его рта мелькнула слабая тень печальной улыбки. С Клементса было достаточно. Он пробормотал какую-то глупость насчет того, что мистер Ботибол, конечно же, все преувеличивает, затем взглянул на часы и затребовал счет — хочешь не хочешь, но пора возвращаться в офис.

Они расстались на улице перед гостиницей, мистер Ботибол поймал такси и вернулся домой. Он открыл парадную дверь, прошел в гостиную, включил приемник, уселся в большое кожаное кресло и прикрыл глаза. Он не то чтобы чувствовал себя пьяным, но в ушах у него звенело, а мысли приходили и исчезали быстрее обычного. Слишком много выпито вина, сказал он себе. Я посижу тут, послушаю музыку и, наверное, усну, и мне наверняка будет лучше.

По радио передавали симфоническую музыку. Мистер Ботибол часто ходил на концерты и без труда узнал одну из бетховенских симфоний. Но теперь, когда он полулежал в своем кресле и слушал эти волшебные звуки, в его нетрезвом мозгу зашевелилась некая идея. Это не было сном, потому что он не спал. Это была ясная, сознательная мысль, и она состояла в следующем: создатель этой музыки — я. Я великий композитор. Это премьерное исполнение моей новой симфонии. Огромный зал битком набит народом — критики, музыканты и просто любители музыки съехались сюда со всей страны, — а я стою пред оркестром и дирижирую.

Мистер Ботибол буквально видел, как это происходит. Он стоял на подиуме во фраке, а перед ним располагался оркестр: скрипки слева, виолончели впереди, альты справа, а за ними — духовые, фаготы, тарелки и барабаны. Музыканты следят за каждым движением его палочки с огромным, почти фанатичным почтением. А сзади, в полутьме огромного зала, ряд за рядом восхищенных лиц. Все взгляды устремлены на него, все с нарастающим восторгом слушают, как перед ними величаво разворачивается новая симфония величайшего в истории композитора. Кто-то из слушателей сжимает кулаки, так что ногти впиваются в ладони, — эта музыка настолько прекрасна, что они с трудом ее выдерживают. Эта сцена настолько захватила мистера Ботибола, что он начал в такт музыке размахивать руками, как это делает дирижер. И это так ему понравилось, что он решил встать и повернуться лицом к приемнику, чтобы иметь больше свободы в движениях.

Он стоял посреди комнаты, высокий, тощий и бесплечий, одетый в тесный синий двубортный костюм, и размахивал руками, его маленькая лысая головка дергалась из стороны в сторону. Он знал эту симфонию достаточно хорошо, чтобы заранее предвидеть изменения в темпе и громкости; когда музыка становилась особенно громкой и быстрой, он махал руками так энергично, что чуть не терял равновесие, когда же она звучала приглушенно, он наклонялся вперед, чтобы успокоить оркестрантов мягкими движениями вытянутых рук, и все это время, буквально все это время он чувствовал за спиной огромную аудиторию, напряженно застывшую, зачарованную музыкой. Когда симфония стала подходить к своему громоподобному завершению, мистер Ботибол возбудился больше, чем когда-либо прежде, его лицо исказилось в мучительной попытке заставить оркестр вложить как можно больше в эти мощные финальные аккорды.

Затем все кончилось. Диктор что-то там говорил, но мистер Ботибол торопливо выключил приемник и обвис в своем кресле, стараясь отдышаться.

— Фу! — громко выдохнул он. — Господи Иисусе, да что же такое я делал!

По его голове и лицу катились капельки пота, они забирались под воротник и щекотали ему шею. Мистер Ботибол достал носовой платок, вытер пот и несколько минут лежал, стараясь отдышаться, совершенно вымотанный, но при том радостно возбужденный.

— Да, скажу я вам, — сказал он вслух, — вот это было удовольствие. Такого удовольствия я не испытывал еще ни разу в жизни. Это было просто здорово, действительно здорово!

Почти сразу он начал думать, а не сделать ли так еще раз. Только стоит ли? Может ли он позволить себе повторить этот опыт? Теперь, успокоившись и глядя назад, он ощущал за собою какую-то вину и начал подозревать во всем этом что-то глубоко аморальное. Позволить себе такое поведение! Вообразить себя гениальным композитором! Нет, это не лезло ни в какие ворота. Он был уверен, что другие люди такого не делают. А если бы Мейсон случайно зашел и застал его за этим занятием! Это был бы кошмар!

Он взял со стола газету и сделал вид, что читает, но вскоре оказалось, что глаз его скользит по программе радио на вечер. Он наткнулся на строчку «8:30. Симфонический концерт. Брамс, Симфония № 2». Ботибол смотрел на нее и смотрел. Буквы слова «Брамс» стали тускнеть и расплываться, а затем исчезли совсем, сменившись буквами «Ботибол». «Ботибол, Симфония № 2». Так прямо и было напечатано. Ботибол прочитал строчку еще раз.