— Да, — прошептал он. — Премьерное исполнение. Мир застыл, нетерпеливо ждет. Это будет великое творение, все гадают, не будет ли оно еще значительнее его предыдущих работ. И как хорошо, что сам композитор будет дирижировать, что его сумели уговорить. Он очень стеснительный, нелюдимый, почти не выходит на публику, но сегодня его убедили…
Мистер Ботибол чуть наклонился и нажал кнопку звонка. В дверях появился маленький, старый и очень серьезный дворецкий Мейсон, единственный, кроме Ботибола, обитатель дома.
— Э-э… Мейсон, у нас есть какое-нибудь вино?
— Вино, сэр?
— Да, вино.
— О нет, сэр. У нас нет ни капли вина уже пятнадцать, даже шестнадцать лет. Ваш отец, сэр…
— Знаю, Мейсон, знаю, но все-таки хочется немного себя побаловать. Я хотел бы бутылку к ужину.
Дворецкий был глубоко потрясен.
— Прекрасно, сэр. Но какое именно?
— Кларет, Мейсон. Лучший, какой вы сможете купить. И берите сразу целый ящик. Велите им прислать незамедлительно.
Оставшись снова в одиночестве, он на секунду поразился простотой, с какой было принято это решение. Вино на ужин! Вот просто взял и сказал! А почему бы, собственно, и нет? Почему бы и не сейчас? Ведь он же сам себе господин. Да и вообще, нужно иметь вино в доме. Оно действует очень благоприятно. Он захотел вина, и он получит вино, и к чертовой матери Мейсона.
Он посвятил остаток вечера отдыху, а в половине восьмого Мейсон объявил ужин. На столе стояла бутылка вина, и он тут же за нее взялся. Ему было все равно, что там думает Мейсон, наблюдая, как он раз за разом доливает бокал. Он сделал это три раза, а затем встал из-за стола, сказал, чтобы его не беспокоили, и прошел в гостиную. Ждать оставалось еще четверть часа. Он не мог уже думать ни о чем, кроме предстоящего концерта, и, откинувшись на спинку кресла, позволил себе блаженно предвкушать, что будет в половине девятого. Он был великим композитором, напряженно ждавшим в артистической уборной консерватории. До него доносилось возбужденное бормотание, публика рассаживалась по местам. Он знал, о чем они там говорят. О том, что не сходило с первых полос газет уже несколько месяцев. Ботибол — гений, далеко превосходящий Бетховена и Баха, Брамса и Моцарта, да и кого угодно. Каждый его новый опус великолепнее предыдущего. Чем же таким станет эта симфония? Никто еще этого не знает, ожидания просто нестерпимы. Да, совершенно понятно, что они там говорят. Ботибол встал и начал мерить гостиную шагами. Время почти уже наступило. Он схватил со стола карандаш, чтобы использовать его как палочку, а затем включил радио. Ведущий как раз завершил вступительную беседу, раздался взрыв аплодисментов — дирижер занял свое место. Если предыдущий концерт был граммофонной записью, то здесь шла прямая трансляция. Мистер Ботибол повернулся лицом к камину и изящно, от пояса, поклонился. Затем вновь повернулся к приемнику и поднял палочку. Аплодисменты сразу умолкли, наступила пауза. Кто-то из зрителей откашлялся. Мистер Ботибол ждал. Симфония началась.
И снова, как только начал дирижировать, он ясно увидел перед собой лица оркестрантов и даже выражения этих лиц. Трое скрипачей были совсем седыми. Один из виолончелистов был очень толстый, а на другом были тяжелые очки в коричневой оправе. У валторниста из второго ряда щека подергивалась от тика. Но все они были великолепны. Как и музыка. В некоторых особо впечатляющих местах мистер Ботибол испытывал такое возбуждение, что даже вскрикивал от восторга, а в какой-то момент третьей части экстатическая дрожь, возникшая где-то в солнечном сплетении, липкими иголками расползлась по коже его живота. Но лучше всего были громоподобные аплодисменты, обрушившиеся в конце. Ботибол повернулся к камину и поклонился. Аплодисменты не стихали, и он продолжал кланяться, пока зал не утих окончательно и голос ведущего не вырвал мистера Ботибола из сказки в будничный мир гостиной, смертельно уставшего, но счастливого.
Лежа в кресле, улыбаясь от счастья, вытирая взмокшее лицо и пытаясь отдышаться, он уже строил планы следующего концерта. Почему бы не сделать все толком, на серьезной основе? Превратить одну из комнат в некое подобие концертного зала со сценой и рядами стульев. И поставить проигрыватель, чтобы репертуар не зависел от радиопрограммы. Да, так он и сделает!
На следующее утро мистер Ботибол поручил одной из дизайнерских фирм переоборудовать самую большую комнату в некое подобие концертного зала. В одном конце было возвышение, а основную площадь зала занимали ряды красных плюшевых кресел. «Я буду устраивать здесь небольшие концерты», — объяснил он представителю фирмы, а тот кивнул и сказал, что это будет очень мило. Одновременно он заказал радиомагазину установку двух очень дорогих проигрывателей с автоматической сменой пластинок и двух мощных усилителей — один, чтобы стоял на сцене, а второй был в глубине зала. Покончив с этим, он купил все девять симфоний Бетховена и заказал в мастерской, специализировавшейся на записи различных шумов, аплодисменты восторженных слушателей. В довершение всего он купил дирижерскую палочку — изящный стержень из слоновой кости, лежавший в специальном ящичке на синей шелковой подушке.
Читать дальше