Мигель Сильва - Мертвые дома

Но сеньорита Беренисе так легко не сдавалась. Она снова и снова говорила о бедствиях, которые причиняют гражданские войны, о бесплодности многочисленных жертв.

— А эта война унесет жениха Кармен-Росы, — заключила она скорбно.

— Меня никто не уносит, сеньорита Беренисе. Я иду сам, — сказал Себастьян.

Когда заседание комитета в доме Вильенов окончилось, Себастьян проводил сеньориту Беренисе до дверей школы. Уже у порога учительница спросила:

— Так вы решили во что бы то ни стало уйти к Аревало?

— Да, — ответил Себастьян твердо.

Сеньорита Беренисе скрылась ненадолго и вернулась с тяжелым, тщательно упакованным предметом. Когда Себастьян развернул его при свете карбидной лампы в доме сеньора Картайи, он увидел револьвер. Это был устаревший «Смит и Вессон» с перламутровой рукояткой и длинным стволом, заряженный шестью огромными почерневшими пулями.

Черт побери, откуда у сеньориты Беренисе, белой и спокойной, как знамя мира, это устрашающее, внушительное и анахроническое оружие?

Что касается Кармен-Росы, то она молча смирилась с решением Себастьяна. Если Себастьян уйдет навстречу неизвестности, туда, откуда не все возвращаются, пусть по крайней мере он не сомневается в том, что она его поддерживает.

К тому же произошел случай, заставивший ее призадуматься. Каждый, кто ехал по большой дороге через льяносы, неизбежно попадал в разрушенный Ортис. Дорога пересекала старинную главную улицу, и взору проезжих открывались руины города с жителями, покрытыми язвами. Те, кто проезжал через Ортис впервые, смотрели на развалины с удивлением, иногда со страхом и были не в силах отделаться от ощущения, что их окружает причудливый, нереальный мир.

По направлению к Эль-Сомбреро в наемных автомашинах и на грузовиках часто проезжали женщины из Валенсии, Каракаса и других дальних мест. Между Ортисом и Эль-Сомбреро простиралась саванна, которую сеньорита Беренисе по-библейски называла юдолью слез. Потому что женщины — матери, сестры, жены и возлюбленные узников — ехали в Эль-Сомбреро со светлыми слезами надежды на глазах, а возвращались, утирая мутные слезы беспросветного отчаяния.

Кармен-Роса видела их с порога школы сеньориты Беренисе. Большей частью это были женщины из народа, закутанные в грубые шали и вытирающие слезы жалкими ситцевыми платочками. Сколько жертв они принесли, сколько они голодали, сколько раз перед ними пренебрежительно захлопывались двери, прежде чем им удавалось накопить денег на это длинное путешествие! И все только ради того, чтобы повидаться с ним или спросить, жив ли он. Но они возвращались, не повидав его и не получив ответа на свои вопросы.

Они редко останавливались в пустом печальном городке. Но однажды на главной улице затормозил старый хилый фордик, управляемый голубоглазым блондином с острым профилем. В машине сидели две женщины, мать и дочь, такие же бледнолицые, как сеньорита Беренисе.

Окутанная дымом, машина появилась в Ортисе, хрипя, как больной пес, и ковыляя, как охромевший мул. Подпрыгнув, она с треском остановилась перед дверью школы, единственной дверью, открытой в этот полуденный час, в которой стояла Кармен-Роса, единственная, кого можно было увидеть среди пустынных развалин.

— Вы не будете так любезны разрешить мне набрать бидон воды? — спросил водитель.

— С удовольствием, — ответила Кармен-Роса.

Она кивнула и пошла. Молодой человек последовал за ней, поставив бидон на плечо. Когда они вернулись, то увидели, что обе женщины вышли из автомобиля и стоят посреди улицы, молча разглядывая разрушенные дома.

— Если вы хотите немного отдохнуть, войдите в дом, — сказала сеньорита Беренисе, приблизившись к ним.

Они вошли. Мать, женщина с сильной проседью, медленной речью и лицом, на котором читалось глубокое страдание, смотрела тихим покорным взглядом. Дочь, светлый колосок, надменная белокурая лань, была прекрасна, как небесное светило. Сеньорита Беренисе и Кармен-Роса никогда не видели такой красавицы. Патио наполнялся голубым светом от ее взгляда. Когда она улыбалась, ее аристократическое лицо становилось проще, и девушка тогда походила на молоденький стройный маис.

— Вы едете в Эль-Сомбреро? — спросила сеньорита Беренисе.

— Мы едем, пока хватит сил, — ответила мать. — Мой сын — студент. Он в лагере Паленке, в Ла-Чине. Может, нам удастся увидеть его или узнать, жив ли он еще.

«Может, нам удастся увидеть его», «…узнать, жив ли он еще» — эти слова дрожащим голосом произносили все женщины, ехавшие через Ортис в глубь льяносов. Теперь их произнесла не старушка с лицом цвета табачных листьев, в черной шали, а печальная сеньора с изящными манерами. Но это были те же слова.