Себастьян подошел к мулату в баскском берете.
— Эта шапчонка не по нашему солнцу, — тихо проговорил он.
И снял шляпу:
— Лучше возьмите мою. Вы не знаете, что такое солнце льяносов.
Но к ним уже приближался полковник Кубильос, пылая гневом и негодованием.
— С арестантами разговаривать запрещено! — крикнул он Себастьяну.
— Я не знал, — ответил тот, как бы оправдываясь.
— Ну, так знайте! — угрожающе шумел Кубильос.
— Извините! — желая его задобрить, вмешался Картайя. — Я тоже не подозревал, что эти молодые люди — арестанты.
Оба медленно вышли из кабачка, провожаемые разъяренным взглядом правительственного наместника. Студент уже снял берет и надел шляпу Себастьяна, словно носил ее всю жизнь.
Желтый автобус, увозивший шестнадцать студентов, двенадцать солдат, капитана в форме и кривого полковника в штатском, продолжал свой путь по льяносам, подскакивая на ухабах и поднимая тучи сухой горячей пыли. Но в Ортисе он оставил след, который не изгладился и много часов спустя. В кабачке Эпифанио, в доме священника, в патио Вильенов, в школе сеньориты Беренисе и городском управлении целый день говорили только о студентах.
— Бедняжки! — рыдала Эрмелинда среди оставшихся от вербного воскресенья увядших пальмовых листьев и огарков. — Они же еще дети! Да поможет им святая Роса…
— Да поможет им бог, — отвечал встревоженный отец Перния. — В той стороне, куда они уехали, нет ничего, кроме Паленке, а Паленке — это смерть.
О смерти и только о смерти говорили в Ортисе. Из лагеря Паленке, где узники умирали ежедневно, возвращались лишь немногие. И эти немногие, которым удавалось вернуться, были превращены в бледные тени, в ходячие скелеты, несущие внутри себя смерть.
— Они не вернутся, — яростно повторял сеньор Картайя, сидя в патио Вильенов. — Их забьют бичами и похоронят в саванне.
— Нужно что-то сделать! — сказал Себастьян, сжимая кулаки. Но он понимал, что ничего сделать нельзя, и эта мысль угнетала его.
Панчито рассказал все, что знал о каторжных тюрьмах Паленке, Ла-Чина, Эль-Коко. Мартика расплакалась. Она была беременна, но оставалась такой же хорошенькой, несмотря на живот, тяжелую походку и слезы, которые она проливала по заключенным студентам.
— Они спят на голой земле, их заковывают в кандалы и выгоняют на работу до света, их стегают бичами, если они остановятся передохнуть, их морят голодом; они мрут от лихорадки и солнечных ударов, — безжалостно перечислял Панчито. И Мартика вытирала слезы краем рукава, совсем как в детстве, когда Панчито нашел череп в склепе старого кладбища.
— Должно быть, в Каракасе дела скверные, если студентов посылают умирать в Паленке, — заявил Перикоте в кабачке Эпифанио.
— Ты б лучше помолчал, — посоветовал кабатчик. — Уж если они за студентов взялись, так и нам может перепасть.
И оба, замолчав, принялись следить за полетом жирной зеленой мухи, которую привлек запах несвежих сардин.
— Что они воображают, эти сопляки? — негодовал полковник Кубильос в городском управлении перед секретарем и двумя полицейскими. — Что свалят генерала Гомеса своими бумажонками? Ничего, на строительстве шоссе они быстро поумнеют.
— Да, полковник, — подобострастно поддакивал секретарь.
— Расстрелять их — вот что должен был сделать генерал Гомес, чтобы покончить с этим безобразием. Он их посылает в университет, платит за обучение, а они ему заявляют протесты! Черная неблагодарность!
— Да, полковник, — повторял секретарь.
Полковник повернулся к одному из полицейских:
— Хуан де-Дьос, вы обратили внимание на Себастьяна из Парапары? Тихонько переговаривается с арестованными и при этом корчит гневную мину, словно недоволен, что их увозят. Он, наверно, забыл, что имеет дело с полковником Кубильосом. Если он еще раз вздумает устроить что-нибудь подобное, я свяжу его и отправлю в Паленке, пусть там научится уважать власти.
— Да, полковник, — повторял секретарь.
В желтом автобусе, который мчался по равнине, говорили не о своей беде, а о беде, в которую попал Ортис и его жители. Едва исчезли в пыли развалины города, один из студентов — толстяк в больших очках — воскликнул:
— Какой ужасный город! Он населен призраками.
Круглолицый ясноглазый парень сказал:
— А дома? На них нельзя смотреть без содрогания. Кажется, будто город опустошила какая-то дикая орда.
— Орда анофелесов. Его опустошила малярия, — отозвался полный мулат, студент-медик.
Читать дальше