Геннадий Михайленко - Тюрьма №8

«Ублюдок», подумал Виктор. «Сам бы посидел, попробовал». Он слышал, уже в тюрьме от зеков, что этот Пацак-Мацак, мзду собирает с мелких коммерсантов за решение проблем, которые сам им и создает. «Ничего, каждый свое получит» – отметил он в мыслях. «Интересно, как много можно узнать о людях в тюрьме», отметил он, вспоминая, что на воле он бы никогда не узнал столько подробностей о себе и тех, кто его окружал.

Никто не обратил внимания, что Дмитрия забрали с прогулочного дворика к адвокату. Это было странно, так как к осужденным редко приезжали в тюрьму адвокаты.

Вернувшись с прогулки, заключенные увидели, что Дмитрий уже в камере.

– Что-то быстро ты с адвокатом, – кто-то бросил невзначай.

Дмитрий ничего не ответил.

Наступало время обеда. Запах кислых щей заполнял весь коридор и камеры. На «продоле» уже гремели мисками «баландеры», зеки из тюремной обслуги тянули бидоны с тюремным варевом. Подъезжали к каждой камере и подавали в кормушку «пайку». Миску с похлебкой серого цвета с кусками гнилой капусты и картошки, кусок черного хлеба, который пекли в тюремной пекарне и в кружку наливали жидкость, которую называли кисель. Ходили слухи, что в него добавляют бром или еще что то, чтобы снизить сексуальные желания зеков.

Во время раздачи еды, продольный постучал в дверь и прокричал:

– Осужденный Шрамко, собираемся с вещами на выход.

Это была фамилия Виктора.

Сокамерники переглянулись между собой, как-то странно, обычно во время обеда никого не переводили. И только по лицу Дмитрия пробежала самодовольная ухмылка.

Валера бежал по мокрой и скользкой траве. Ноги постоянно скользили и приходилось расставлять руки в стороны, балансировать, чтобы не поскользнуться и не упасть в слизистую жижу. Не хватало воздуха, тяжелое дыхание переходило в приглушенный стон, крупные капли пота заливали глаза. Страх сковывал движения, но желание спастись было сильнее, и он прилагал еще более усилий, чтобы переставлять каменеющие от страха ноги. За спиной ощущалось горячее дыхание погони. Он чувствовал спиной как огромное чудовище несется за ним и тянет к нему страшные руки, пытаясь схватить. Неожиданно, дорога впереди резко оборвалась и заканчивалась обрывом. Что бы не свалиться в пропасть, Валера попытался свернуть в сторону, но ноги предательски заскользили по мокрому краю обрыва, соскальзывая в пропасть. Теряя равновесие, он ощутил, как бездна хватает его в свои объятия и тянет вниз, он отчаянно пытался схватиться руками за воздух. И вдруг что-то мягкое вошло в него сзади, на мгновение приостановив его падение в пропасть.

«Наверное, это палец монстра» – пронеслось словно молния в голове у Валеры.

Но не успел он перевести дух, как почувствовал, что начинает соскальзывать, с торчащего у него в заду предмета и тогда в отчаянье он начал орать:

– Загибай, загибай!

Продолжая орать, он вскочил на наре и ощутил, как остатки кошмарного сна растворяются в темноте тюремной камеры.

Ужасы ему снятся постоянно с тех пор как он попал в СИЗО, а потом после суда и в тюрьму. Но сегодня, пожалуй, самый страшный сон, который ему пришлось сновидеть за время нахождения за решёткой. Валера сел на край нары и погрузился в воспоминания.

Его осудили по статье изнасилование, дали восемь лет усиленного режима и над ним нависла реальная угроза попасть в «петушатник», место где находятся отбросы тюремного сообщества. Таких не то что не уважают в тюремной среде, их презирают. Совершать насилие над беззащитными жертвами, даже в среде уголовников считается отвратительным преступлением. И последствия могут быть только самые ужасные – бывший насильник сам становится жертвой. Теперь его будут насиловать и унижать на протяжении всего срока назначенным судом.

Вчера в камере уже зашел разговор о нем. Отправили «маляву» смотрящему, с вопросом как поступать с ним. А до того, как придёт ответ, велели отдельно от всех держаться и спать не на наре, а в углу камеры.

Мысли каждый раз возвращали его в прошлое. В самое детство, когда еще совсем мальчишкой, его мать, про таких еще говорят «сильная женщина», постоянно унижала его, пыталась подчинить своей воле, особенно любила приговаривать:

– Вот мать помрет, узнаешь, как это, остаться одному.

Каждый раз, когда он это слышал, словно темная бездна раскрывалась у него в душе и от страха он начинал заикаться. Бывало, что и доставалось ему от матери. Если он пытался ей в чем-то возразить она била его по лицу и по голове, руками или тем что попадалось под руку. Постепенно он стал замыкаться в себе все больше и больше и представлять, как он бьет свою мать в ответ. Но в слух говорил, как ее любит и выказывал ей почтение, так как она того требовала.