Генри Фильдинг - История приключений Джозефа Эндруса и его друга Абраама Адамса

Пастор взял книгу, надел очки, напустил на себя важность и, пробормотав сперва несколько слов про себя, произнес вслух:

- Да, это в самом деле греческая рукопись, очень древняя и ценная. Не сомневаюсь, что она украдена у того же священника, у которого негодяй взял рясу.

- А что он, мерзавец, разумеет под своим Эсхилом? - говорит судья.

- Э-э, - сказал доктор с презрительной усмешкой, - вы думаете, он что-нибудь смыслит в этой книге? Эсхил! Хо-хо-хо!.. Теперь я вижу, что это такое: рукопись одного из отцов церкви. Я знаю одного лорда, который даст хорошие деньги за этакую древнюю штучку... Ну да, вопросы и ответы. Начинается с катехизиса на греческом языке. Н-да... м-да... Pollaki toi... {Часть греческой фразы, означающая: часто тебе...} Как твое имя?

- Да, как имя? - говорит судья Адамсу.

А тот отвечает:

- Я же вам сказал и повторяю: это Эсхил!

- Отлично! - восклицает судья. - Пишите приказ об аресте мистера Эсхила. Я вам покажу, как меня дурачить вымышленными именами!

Один из присутствующих, приглядевшись к Адамсу, спросил, не знает ли он леди Буби, - на что Адамс, тотчас вспомнив его, ответил в радостном волнении:

- О сквайр, это вы? Вы, я надеюсь, скажете его чести, что я не виновен?

- Я поистине могу сказать, - отвечает сквайр, - что я крайне удивлен, видя вас в таком положении. - И, отнесшись затем к судье, он добавил: - Сэр, уверяю вас, мистер Адамс не только по рясе, но и на деле священник, и к тому же джентльмен, пользующийся самой доброй славой. Я вас прошу уделить еще немного внимания его делу, потому что я уверен в его невиновности.

- Да нет же, - говорит судья, - если он джентльмен и вы уверены, что он не виновен, то я не собираюсь сажать его в тюрьму, вот уж нет! Мы посадим только женщину, а джентльмена отпустим, вы возьмете его на поруки. Загляните в книгу, секретарь, и посмотрите, как это берут на поруки, живо... да напишите поскорей приказ об аресте на эту женщину.

- Сэр, - воскликнул Адамс, - уверяю вас, она так же безвинна, как и я!

- Возможно, - сказал сквайр, - что тут произошло недоразумение; мы, может быть, послушаем, что нам расскажет мистер Адамс?

- С превеликим удовольствием! - ответил судья. - И предложим джентльмену бокал - смочить горло перед тем, как он начнет. Я не хуже всякого другого знаю, как обходиться с джентльменами. Никто не скажет, чтобы я хоть раз, с тех пор как стал судьей, засадил в тюрьму джентльмена.

Адамс начал свой рассказ, и, хотя он вел его очень пространно, его не перебивали; только судья несколько раз произносил свои "эге!" и "ага!" да просил иногда повторить те подробности, какие казались ему наиболее существенными. Когда Адамс кончил, судья, на основании рекомендации сквайра поверив голословному его заявлению - вопреки обратным показаниям, данным под присягой, - начал щедро сыпать "плутов" и "мерзавцев" по адресу истца и приказал привести его, - но напрасно: истец, давно поняв, какой оборот принимает дело, потихонечку улизнул, не дожидаясь исхода. Тут судья пришел в ярый гнев, и его с трудом убедили не сажать в тюрьму безвинных простаков, введенных, как и сам он, в обман. Пусть, кричал он, подкрепляя свои посулы божбой, пусть они разыщут того молодца, виновного в клевете, и приведут его к нему не позже как через два дня, - или он их всех отдаст под суд за их проделки! Они пообещали приложить к розыскам все усердие и были отпущены. Потом судья настоял, чтобы мистер Адамс сел за стол и выпил с ним чарочку; а приходский пастор вернул ему его рукопись, не проронив ни слова, - и Адамс, ясно видевший его невежественность, не стал его изобличать. Фанни же по собственной ее просьбе была поручена заботам одной из горничных, которая помогала ей умыться и переодеться.

Недолго просидела компания за столом, как ее потревожил отчаянный шум из наружного помещения, где люди, приведшие Адамса и Фанни, угощались, по обычаю дома, крепким пивом судьи. Они все сцепились между собой и немилосердно тузили друг друга. Судья самолично вышел к ним, и его почтенное присутствие быстро положило конец потасовке. Вернувшись к гостям, он рассказал, что драка была вызвана не чем иным, как спором о том, кому из них, если бы Адамса засадили, причиталась бы наибольшая доля в награде за его поимку. Все общество рассмеялось, и только Адамс, вынув трубку изо рта, глубоко вздохнул и сказал, что ему прискорбно видеть в людях такую склонность к сваре и что ему вспомнилась несколько сходная с этим история в одном из приходов, где он справляет требы.

- Там, - продолжал он, - трое юношей соревновались между собой на должность причетника, которую я решил, поскольку это от меня зависело, отдать сообразно заслугам, а именно: предоставить ее тому из них, кто был сильнее других в искусстве запевать псалмы. И вот, как только причетника утвердили в должности, между двумя кандидатами, оставшимися не у дел, возникла пря о том, на кого из них пал бы мой выбор, если бы соискателями выступали только они двое. Спор их часто смущал молящихся и вносил разноголосицу в псалмопение, так что я в конце концов был вынужден предложить им обоим молчать. Но увы - дух свары был неугомонен; и, не находя уже выхода в пении, он теперь стал проявляться в драках. Произошло немало битв (потому что оба обладали примерно равной силой), и, как я полагаю, исход был бы роковым, если бы смерть причетника не дала мне возможность назначить одного из них на место покойного, - что тотчас положило конец спору и установило полный мир между тяжущимися сторонами.