Уильям Фолкнер - Огонь и очаг

- Письмо - мое, - ответил Лукас. - Это мало.

- Двадцать, - сказал торговец. - И это - все.

- Я хочу половину, - сказал Лукас.

- Половину?

- И бумагу на мула обратно, и еще бумагу, что машина моя.

- Ха-ха, - сказал торговец. - Ха-ха-ха. Говоришь, в письме сказано: в саду. Сад не очень большой. А еще вся ночь впереди, не говоря о завтра...

- Я сказал, там сказано: часть в саду, - ответил Лукас.

Они глядели друг на друга в темноте.

- Завтра, - сказал коммивояжер.

- Сейчас, - сказал Лукас.

- Завтра.

- Сейчас, - сказал Лукас. Невидимое лицо смотрело ему в лицо и не видело. И он и Джордж прямо кожей чувствовали, как дрожь белого передается воздуху тихой летней ночи.

- Эй, - сказал торговец, - сколько те нашли, ты говорил?

Но Лукас ответил раньше Джорджа:

- Двадцать две тысячи долларов.

- Может, и больше, чем двадцать две, - сказал Джордж. - Большой был кув...

- Ладно, - сказал торговец. - Я выпишу тебе квитанцию, как только мы кончим.

- Сейчас надо, - сказал Лукас.

Они вернулись к автомобилю. Лукас держал фонарь. У них на глазах коммивояжер расстегнул свой лакированный портфель, выдернул оттуда купчую на мула и швырнул Лукасу. Они продолжали наблюдать за ним, пока он дрожащей рукой заполнял под копирку большую квитанцию; он расписался и вырвал одну копию.

- Она переходит к тебе в собственность завтра утром, - сказал торговец. - До тех пор она моя. - Он выскочил из машины. - Пошли.

- И половину, чего она найдет, - мне, - сказал Лукас.

- От какого шиша там будет половина, если ты стоишь и треплешь языком? - сказал торговец. - Пошли.

Но Лукас не двинулся с места.

- А как же эти пятьдесят долларов, что мы нашли? - спросил он. - От них мне идет половина?

На этот раз коммивояжер только стоял и смеялся над ним, хрипло, долго и невесело. Потом ушел. Даже не застегнул портфель. Он отнял машину у Джорджа,

- Джордж Уилкинс, - сказал Лукас.

- Сэр? - сказал Джордж.

- Отведи мула туда, где взял. Потом ступай к Росу Эдмондсу и скажи, что хватит беспокоить из-за него людей.

III

Он поднялся по выщербленной лестнице, возле которой стояла под широким седлом светлая кобыла, и вошел в длинную комнату, где на полках стояли консервы, на крючьях висели хомуты, клешни, постромки и пахло черной патокой, сыром, кожей и керосином. Эдмондс, сидевший за бюро, повернулся вместе с креслом. - Где ты был? - спросил он. - Я посылал за тобой два дня назад. Ты почему не пришел?

- В кровати, наверно, был, - сказал Лукас. - Три ночи уже ночью не ложился. Теперь мне это тяжело - когда молодой был, то ли дело. И вам будет тяжело в мои годы.

- Я, когда был вдвое моложе тебя, и то не затеял бы такой глупости. Может, и ты кончишь затевать, когда станешь вдвое старше меня. Но я другое хотел спросить. Я хотел узнать про этого проклятого торгаша из Сент-Луиса. Дан говорит, он еще здесь. Что он делает?

- Клад ищет, - сказал Лукас.

Эдмондс на секунду лишился дара речи.

- Что? Что ищет? Что ты сказал?

- Клад ищет, - повторил Лукас. Он слегка оперся задом о прилавок. Потом достал из жилетного кармана жестянку нюхательного табаку, открыл, аккуратно насыпал полную крышечку, двумя пальцами оттянул нижнюю губу, опрокинул над ней крышечку, закрыл жестянку и спрятал в жилетный карман. - С моей искательной машиной. На ночь у меня арендует. Потому мне и спать не приходится ночью - чтобы не утек с ней. А вчера ночью он не пришел - слава богу, выспаться удалось. Так что, думаю, уехал туда, откудова приехал.

Эдмондс сидел во вращающемся кресле и смотрел на Лукаса:

- У тебя арендует? Ту самую машину, ради которой ты угнал моего... у меня... ту самую машину...

- По двадцать пять долларов за ночь, - сказал Лукас. - Он сам с меня столько запросил за одну ночь. Так что, думаю, это правильная плата. Он же ими торгует; ему видней. Не знаю, я столько беру.

Эдмондс положил руки на подлокотники, но не встал. Он сидел неподвижно, чуть подавшись вперед, глядя на негра, в котором только запавший рот выдавал старика: негр стоял, прислонившись к прилавку, в вытертых мохеровых брюках, какие мог бы носить летом Гровер Кливленд или президент Тафт{*}, в белой крахмальной рубашке без воротничка, в пожелтелом от старости пикейном жилете с толстой золотой цепочкой, и лицо его под шестидесятидолларовой, ручной работы, бобровой шапкой, которую ему подарил пятьдесят лет назад дед Эдмондса, не было ни серьезным, ни важным, а вообще ничего не выражало.

- Не там он искал-то, - продолжал Лукас. - Он искал на холме. А деньги вон они где зарыты, возле речки. Те двое белых, ну, те, что пробрались сюда четыре года назад и унесли двадцать две тысячи... - Наконец Эдмондс поднялся с кресла. Он набрал полную грудь воздуху и медленно пошел на Лукаса. Теперь мы с Джорджем Уилкинсом его спровадили и...