Теодор Фонтане: Эффи Брист

-- Говори все, что хочешь, Брист, и произноси свои тосты по любому поводу, но, прошу тебя, оставь в покое поэтические сравнения, в них ты ровным счетом ничего не смыслишь.

Это справедливое и мудрое замечание не вызвало особых возражений со стороны Бриста.

-- Возможно, ты и права, Луиза,-- согласился он.

Как только встали из-за стола, Эффи попросила разрешения пойти к пастору. "Гульда, наверное, рассердится на меня,-- думала она дорогой.-- Я, как-никак, опередила ее, а она была всегда такой тщеславной и самолюбивой". Но ожидания Эффи не вполне оправдались. Гульда выдержала характер и вела себя превосходно, предоставив все проявления недовольства и досады своей матери, госпоже Нимейер, у которой вырвалось несколько весьма странных замечаний, вроде: "Да, да, вот так всегда. Конечно. Не сумела мать, так сумела дочь. Это всем известно. Старинные семьи всегда изо всех сил держатся друг за друга".

Старый пастор был смущен и рассержен этим неуемным градом колкостей, выходивших далеко за рамки приличия, и еще раз пожалел о том, что некогда женился на экономке.

Естественно, что от пастора Эффи направилась к кантору Янке. Близнецы уже поджидали ее и встретили в палисаднике перед домом.

-- Ну, Эффи,-- спросила Герта, когда они втроем прогуливались взад и вперед среди цветущих кустов акации,-- ну, Эффи, как ты себя чувствуешь?

-- Да как? Очень хорошо! Мы уже на "ты" и называем друг друга по имени. Его зовут Геерт, но помнится, я вам об этом уже говорила.

-- Да, говорила. Но меня все это немного пугает. Избранник ли он твоего сердца?

-- Разумеется, да! Тебе не понять этого, Герта. Таким избранником может стать каждый. Конечно, если он дворянин, занимает прочное положение и недурен собой.

-- Боже мой, Эффи, что ты говоришь? Прежде ты рассуждала совсем иначе.

-- Прежде да.

-- И ты вполне счастлива?

-- Через два часа после помолвки всегда вполне счастливы. По крайней мере я так думаю.

-- А тебе не... как бы это сказать... немножко не страшно?

-- Да, но совсем немножко. Надеюсь, что и это скоро пройдет.

Покончив со своими визитами к пастору и кантору -- продолжались они в общей сложности не более получаса,-- Эффи снова вернулась домой. Там, на веранде, уже собирались пить кофе. Тесть и зять прогуливались по аллее между платанами. Брист рассуждал о трудностях, связанных с должностью ландрата. Ему несколько раз усиленно навязывали этот пост, но он всегда от него отказывался.

-- Быть вполне свободным и иметь возможность распоряжаться собой по собственному усмотрению для меня приятней всего и уж, во всяком случае, приятней, чем -- пардон, Инштеттен,-- чем все время следить за каждым взглядом свыше, угадывать мысли и желания высшего и высочайшего начальства-Нет, это не по мне. Здесь я свободен, здесь я живу и радуюсь каждому зеленому листику, каждой лозе дикого винограда, что обвивает эти окна.

Он говорил еще долго и все в том же духе, приводя всевозможные возражения против государственной службы и чиновничества и лишь изредка, к месту и не к месту, прерывая себя коротким и извиняющимся "пардон, Инштеттен". Тот механически кивал ему головой, но явно не вникал в суть разговора и только все время как зачарованный глядел на окно, увитое тем самым диким виноградом, о котором только что упоминал Брист. Всякий раз, проходя мимо него, он видел среди зеленых лоз рыжие девичьи головки и слышал веселый голос: "Иди сюда, Эффи!"

Он не верил в предзнаменования и тому подобные глупости. Напротив, он решительно отметал всякое суеверие. И все же эти три слова не выходили у него из головы, и, в то время как Брист продолжал упиваться своим красноречием, Инштеттен постепенно пришел к убеждению, что это маленькое происшествие не было простой случайностью.

Короткий отпуск Инштеттена закончился, и уже на следующий день он уехал, предварительно дав слово писать каждый день. "Да, пусть это будет твоей обязанностью",-- сказала Эффи. Эти слова вырвались у нее из самого сердца: вот уже несколько лет для Эффи не было ничего более приятного, чем получать многочисленные письма, например, ко дню рождения. В этот день она требовала их от каждого. Причем обороты вроде: "Гертруда и Клара шлют тебе вместе со мной свои сердечные пожелания" -- были строго запрещены. Нет, если Гертруда и Клара желают остаться ее подругами, пусть каждая из них в отдельности пришлет ей письмо, и каждое -- с почтовой маркой, по возможности с маркой иностранного государства, из Карлсбада или Швейцарии, так как день рождения Эффи приходился как раз на курортный сезон.