Теодор Фонтане - Эффи Брист

Но где же Инштеттен? Вокруг тишина, и никого нет.

Она слышала лишь тиканье маленьких ходиков и приглушенные звуки в печи, словно в нее подбрасывали новые чурки. Постепенно приходя в себя, Эффи вспомнила; что вчера вечером Геерт говорил об электрическом звонке. Ей не пришлось долго искать: рядом с подушкой находилась белая кнопка из слоновой кости. Эффи тихонько нажала.

Тотчас же появилась Иоганна.

-- Что прикажете, госпожа?

-- Ах, Иоганна, кажется, я проспала. Должно быть, уже поздно.

-- Только девять.

-- А господин...-- ей не удалось так сразу произнести слово "муж", --господин, наверно, встал очень рано. Я ничего не слышала.

-- Разумеется. А госпожа, должно, крепко спали от долгой дороги...

-- Да, крепко. Господин всегда так рано встает?

-- Всегда, госпожа. В этом он очень строг. И терпеть не может спать долго, а когда идет в кабинет, печь уже затоплена и кофе подан.

-- Так он уже позавтракал?

-- О, не совсем так, госпожа... господин...

Эффи почувствовала, что ей не стоило задавать этого вопроса, так же как не стоило высказывать предположения, что Инштеттен мог позавтракать, не дожидаясь ее, Следовало загладить ошибку, Эффи поднялась, села против трюмо и, возобновляя разговор, сказала:

-- Впрочем, господин прав. Вставать рано -- всегда было правилом и в доме моего отца. Где поздно встают, там весь день кувырком. Но господин не осудит меня строго на этот раз. Я плохо спала всю ночь, мне даже было немного страшно.

-- Что я слышу, госпожа! Отчего же?

-- Надо мной, на потолке, слышались удивительные звуки, не громко, но вполне отчетливо. Сначала будто шорох длинного шлейфа по полу, и мне при моем возбуждении даже почудились белые атласные туфельки. Словно кто танцует наверху, но совсем тихо.

Во время этого разговора Иоганна смотрела через плечо молодой женщины в высокое, узкое зеркало, чтобы лучше наблюдать за выражением лица своей госпожи. Потом сказала:

-- Да, это наверху, в зале. Раньше нам слышалось это над кухней. Но теперь мы не слышим -- привыкли.

-- Здесь что-то странное?

-- Упаси бог, вовсе нет. Одно время мы не знали, откуда этот шорох, и господин священник был очень смущен, а доктор Гизгюблер, тот посмеялся над нами. Но теперь мы знаем, что это гардины. Зал немного отсырел и заплесневел, и поэтому в хорошую погоду окна в нем всегда открыты. Вот сквозняк и колышет там, наверху, старые белые гардины. Они слишком длинные и волочатся по полу. И, как вы уже сами заметили, госпожа, это напоминает шелест шелкового платья или атласных туфель.

-- Совершенно верно. Тогда непонятно, почему не снимут портьеры или не укоротят их. Этот странный шорох действует на нервы. А теперь, Иоганна, подайте, пожалуйста, носовой платок и приложите мне ко лбу. Или лучше возьмите из саквояжа одеколон... Он приятен и освежает меня. Ну вот, теперь я пойду. Геерт еще у себя или уже ушел?

-- Господин уходил, верно, по служебным делам. Но вот уже четверть часа как вернулся. Я скажу Фридриху, чтобы он подал завтрак.

С этими словами Иоганна покинула комнату, а Эффи, еще раз взглянув на себя в зеркало, прошла через переднюю, которая при дневном освещении многое утратила от своего вечернего очарования, и вошла в кабинет Геерта.

Он сидел за письменным столом, несколько тяжеловесным бюро цилиндрической формы, родительским наследием, без которого не мог обойтись. Эффи подошла к мужу сзади, обняла и поцеловала, прежде чем он успел подняться со своего места.

-- Уже?

-- Уже, говоришь ты. Конечно, чтобы посмеяться надо мной.

Инштеттен отрицательно покачал головой.

-- Ну как я мог?

Однако Эффи, с явным удовольствием подтрунивая над Геертом, не хотела и слышать что его "уже" сказано вполне искренне.

-- Еще со времени нашего путешествия пора бы тебе знать, что по утрам я не заставляю себя ждать. Днем дРУгое дело. Здесь действительно я не совсем пунктуальна. Зато я не соня. В этом отношении, думаю, родители хорошо меня воспитали.

-- В этом отношении? Во всех, моя милая Эффи!

-- Ты говоришь так, потому что у нас медовый месяц... впрочем, нет, он уже прошел. Боже мой, Геерт, я совсем забыла,-- ведь целых шесть недель, как мы женаты. Шесть недель и один день. Да, это уже другое дело. Тогда принимаю твои слова не как лесть, а как искреннее заявление.

В этот момент вошел Фридрих и принес кофе. Столик для завтрака стоял наискосок перед маленьким прямоугольным диваном, занимавшим угол комнаты. Здесь и уселись они вдвоем.

-- Кофе превосходен,-- сказала Эффи, одновременно рассматривая комнату и ее обстановку.-- Совсем как в отеле с видом на собор, или как у Боттенгоне... помнишь, во Флоренции,-- продолжала она.-- Об этом я обязательно напишу маме! Такого кофе у нас, в Гоген-Креммене, нет. Вообще, Геерт, только теперь я сознаю, как посчастливилось мне в замужестве. А ведь у наших, откровенно говоря, не все было так.