Теодор Фонтане - Эффи Брист

.Казалось, я лечу прямо на небо... Друг мой, скажите мне правду, -- вы должны это знать, -- попаду я когда-нибудь на небо?

Нимейер взял ее личико в свои старческие руки, поцеловал в лоб и сказал:

-- Ну, конечно же, Эффи.

Глава тридцать пятая

Эффи проводила в парке целые дни -- дома ей не хватало воздуха. Старый доктор Визике из Фризака ничего не имел против этого, предоставляя Эффи слишком много свободы гулять, сколько ей вздумается. И в один из холодных майских дней Эффи схватила простуду. У нее поднялась температура, снова начался кашель. Доктор, навещавший ее раньше через каждые два дня, стал приходить ежедневно. Но он не знал, чем и помочь -- лекарств от кашля и бессонницы, о которых молила Эффи, он не мог прописать из-за высокой температуры.

-- Доктор,-- сказал старый Брист, -- что же получается? Вы знаете ее с пеленок, вы принимали ее. Мне это так не нравится: она заметно худеет, а когда она вдруг вопрошающе посмотрит на меня, в ее глазах появляется блеск, а на щеках выступают красные пятна. Что же будет? Как вы думаете? Неужели она умирает?

Визике медленно покачал головой.

-- Я бы не сказал этого, господин фон Брист. Правда, мне не нравится, что у нее все время держится температура. Но мы постараемся сбить ее. А потом придется подумать о Швейцарии или Ментоне. Ей необходим свежий воздух, новые впечатления, которые заставили бы забыть все, что было.

-- Ах, Лета, Лета!

-- Да, Лета,-- улыбнулся Визике. -- Жаль, что древние шведы, греки оставили нам только название, а не сам источник...

-- Или хотя бы рецепт изготовления, а воду теперь можно сделать какую угодно. Черт возьми! Вот бы, Визике, было дело, если бы мы здесь построили санаторий "Фризак -- источник забвения". А пока что придется попробовать Ривьеру. Ментона, пожалуй, та же Ривьера? Цены на хлеб сейчас, правда, снова упали, но раз нужно, так нужно. Пойду поговорю об этом с женой.

Он так и сделал, и тут же получил согласие супруги, у которой в последнее время, -- видимо, из-за того, что. они вели уж слишкомуединенную жизнь, -- снова появилось желание съездить на юг. Но Эффи об этом и слышать не хотела.

-- Как вы добры ко мне! Я, конечно, достаточно эгоистична и, вероятно, согласилась бы принять от вас эту жертву, если бы считала, что поездка принесет мне пользу. Но я чувствую, что она мне будет только во вред.

-- Это ты себе внушаешь, Эффи.

-- Нет, не внушаю. Я стала такой раздражительной, все сердит меня. Нет, не у вас, вы балуете меня и устраняете все неприятное. Но во время поездки этого сделать будет нельзя, тогда не так-то легко избежать неприятных вещей, начиная с проводников и кончая официантами. Меня бросает в жар, когда я вспоминаю их самодовольные лица. Нет, нет, не увозите меня отсюда. Мне хорошо только здесь, в Гоген-Креммене, Наши гелиотропы внизу на площадке вокруг солнечных часов милее любой Ментоны.

И им пришлось отказаться от этого плана. Даже Визике, возлагавший большие надежды на поездку в Италию, сказал:

-- Это не каприз, с этим приходится считаться. У такого рода больных вырабатывается особое чувство -- они с удивительной точностью знают, что им хорошо и что плохо. И то, что госпожа Эффи сказала о проводниках и официантах, не лишено справедливости. Нет такого воздуха в мире, как бы целителен он ни был, который компенсировал бы неудобства жизни в гостиницах, раз уж они раздражают. Придется остаться в Гоген-Креммене. И если это не самый лучший выход из положения, то уж, во всяком случае, и не худший.

Его слова подтвердились. Эффи почувствовала себя лучше, немного прибавила в весе (в отношении веса старый Брист был просто фанатиком), стала гораздо спокойнее. Но дышать ей было еще тяжелее. Поэтому она подолгу бывала на воздухе, даже если дул западный ветер и небо покрывалось тучами. В такие дни Эффи уходила в поле или на пойму, но не дальше чем за полверсты от дома; устав, она садилась на слеги и, задумавшись, смотрела на желтые лютики и -красные островки конского щавеля, по которым иногда волной проносился ветер.

-- Мне не нравится, что ты бродишь одна, -- сказала как-то госпожа фон Брист. -- Из наших жителей, конечно, никто не тронет, но мало ли кто заходит сюда.

Эти слова произвели на Эффи довольно сильное впечатление, так как до сих пор она никогда не задумывалась об опасности одиноких прогулок. Оставшись с Розвитой, она сказала ей:

-- Тебя брать я, к сожалению, не могу, -- ты очень толста, тебе трудно ходить.

-- Ну, сударыня, вас послушать, так я ни на что не гожусь. А я еще замуж собираюсь.