Горан Петрович - Поймай падающую звезду

Выбрасываю наверх снаряжение. Из последних сил выбираюсь на берег. Распахивая руки и расставляя ноги, выпрямляюсь посреди дороги.

Братья, объявляю вам, я прибыл! Я выкарабкался.

Вскоре меня накрывают сумерки. Чувствую, как из леса выползает горный осенний холод, который постепенно начнет щипать уши и щеки. Но пока он только радует меня.

Стою, раскорячившись, посреди белесого асфальта, как слепой котенок. Ноги мои дрожат, в бессилии опираюсь на посох. Начинаю пыхтеть и отдуваться, как трактор, пытаюсь исцарапанными и исколотыми руками хоть как-то привести в порядок одежду.

— Тузик, где ты? — обернувшись, зову ослабевшим голосом. — Мы пришли. Давай сюда, наверх!

Он внизу пробивается сквозь заросли и пытается выскочить на обочину. Получается у него только с третьей попытки.

— Иди сюда! — зову я его.

Он устало подходит и опирается на мою ногу. Я глажу его, снимаю с него репейники и колючки. Стараюсь осмотреть его на предмет обнаружения клещей.

— Оба мы изодрались, — говорю ему.

Он смотрит на меня снизу, потом облизывает ноги. Язык у него синий, как ятрышник.

— Пошли потихоньку…

Идем, пошатываясь. Болят у меня икры и бедра, грудь и спина, руки и ладони, а пятки мои горят, как на сковородке. Едва тащусь.

Не могу определить, где именно мы находимся, и далеко ли до того размыва, где мы разделились. Дорога перед нами все еще отчетливо видна, и заблудиться теперь просто невозможно. Но, думаю я, если мои приятели уже уехали, то до ближайшего поселка не меньше, чем километров десять, и меня при этой мысли охватывает паника. Все-таки, утешаю себя, если не раньше, то к утру непременно доберемся.

Тузик тоже обессилел, плетется по обочине. Обнюхивает кусты, устанавливая, кто и когда здесь проходил, и задирает лапу, оставляя сведения о себе.

И тут за спиной я слышу тарахтение какой-то машины. И вижу зажженные фары.

Я знаю, что жители Валево не любят, когда оскверняют святость их величества автомобиля, тем более с собакой у ноги, но все же голосую. Выхожу на проезжую часть.

Машина на подъеме, как ни странно, сбрасывает скорость, и я вижу, что в ней сидят четверо. Пропускаю ее и подхожу к задней дверце, изготовившись сесть.

— Ты ведь, Тузик, — говорю я предательски, — знаешь дорогу домой.

Хозяева наверняка не впустят его, а я уже не в силах топать пешком.

— Иди домой самостоятельно!

Жду, когда они откроют дверцу машины, и подаю им какие-то знаки. Но изнутри на меня смотрят четыре головы — две взрослые и две детские. Четыре пары глаз выпучились оттуда на меня, как будто увидели некое страшное чудовище. И после некоторого колебания машина врубает скорость — не может быть, с удивлением констатирую я — и быстро удаляется. И мне остается только смотреть ей вслед.

Тузик стоит напротив меня и глядит с разочарованным видом.

— Прости, — говорю я. — Как аукнулось, так и откликнулось.

И продолжаю ковылять дальше.

Прошел всего метров триста и за поворотом увидел промоину, а рядом с ней — Ацину машину. Фары у нее горят, и она медленно движется к выезду на шоссе.

— Эй, Аца! — кричу. Размахиваю посохом и корзиной. — Эй! Я здесь! Эй!

Увидит ли он меня? В ответ на это машина прерывисто сигналит, моргает фарами и решительно выезжает на дорогу. Выбравшись, поворачивает ко мне.

Я смотрю на нее влюбленными глазами. Нет на свете авто лучше древнего фольксика! Расцеловать его готов!

Аца подъезжает и, опустив стекло, спрашивает:

— Ты живой? Все в порядке?

— Все в порядке, — киваю я.

— Подожди, я развернусь.

Разворачивает машину на дороге, его спутник выходит, чтобы пропустить меня на заднее сиденье, и смотрит на нас убийственным взглядом. Если ему так хотелось прогуляться, то я предоставил ему возможность гулять до потери сознания.

— Мы три раза сюда приезжали, — говорит Аца. — Сигналили, звали. Ты что, ничего не слышал?

Устраиваясь на заднем сиденье, я отрицательно мотаю головой.

— Если бы ты не появился через полчаса, мы бы с Милое, — впервые слышу имя его приятеля, — отправились в полицию и вызвали пожарников.

Зачем же пожарников, устало думаю я. Приглашаю Тузика сесть рядом со мной. Он моментально вытягивается на сиденье и кладет голову мне на колени. Милое садится и закрывает дверцу. Оборачивается и как-то странно смотрит на меня.

— Морда у тебя красивая, — впервые за весь день произносит он. — Красная, как пион.

Я киваю. Потому меня и не приняли предыдущие автомобилисты. Испугались, что окочурюсь у них в машине.