Жорж Экоут - Из мира «бывших людей»

Для того, чтобы я мог восторгаться самым красивым пейзажем, я должен наделить его красноречивыми гробницами. Всякое живое существо рождается из земли, народа, атмосферы и талант высказывает себя настолько, насколько он тесно связан с землёй и с мёртвыми. Кладбище вот отчизна! Нация это общее владение древним кладбищем и желание заставить уважать это неделимое наследство: владея кафедрой для преподавания и кладбищем, мы имеем самый существенный элемент отчизны.»

Эти глубокомысленные строки указывают мне путь к тому, что я сейчас сам переживаю, они разъясняют мне мои пожелания, они раскрывают мне причину моих привязанностей и моего существования.

Было ли более богатое кладбище, более совершенная земля или более сложное человеческое удобрение, чем в этих Брабантских, Фландрских и Антверпенских землях моих любимых провинций? Вот почему столь красивые существа увлекали меня там сильнее, чем где-либо.

Больше того: исходя из этого открытия я анализирую себя ещё глубже, я ищу в самом себе, я познаю себя.

В конце концов, Создатель, я объясняю себе, неразумное очарование с точки зрения моих современников и нормы, – которое оказывают на мою чувствительность эти юные землекопы в старых бархатных одеждах. Они созданы по образцу самой земли, они носят одежду земли; последняя засаливает, покрывает, смазывает и портит их, пропитывает и поддерживает их; она предварительно пачкает их, в ожидании того времени, когда она, ревнивая и ненасытная, после того, как поиграет с ними и обваляет их в грязи, посыплет пылью, вполне захватит их в свою ненасытную пасть, поглотит их и заставит раствориться в своих недрах! Она – земля, смерть, конец, к которому я стремлюсь!

Те, кого я любил, являются её пищею, её любимым удобрением, теми, кто всего ближе к ней. Они на неё походят, они носят её оттенок, они преданы ей. Их землистые теории влекут меня уже давно вместе с ними в могилу.

Теперь я понимаю сострадательную нежность, которая чувствовалась в моей душе с самого рождения, по отношению к рабочим, обозным служителям, предназначенным скорее, чем другие, благодаря различным случаям, стачке, голоду и расстрелу, для страстных желаний земли и смерти. Я понимаю моё пристрастие к праздношатающимся бродягам, преступникам, убегавшим от наказания, заключённым, выносящим грубое обращение, оборванцам, посиневшим от побоев, исцарапанным, полумёртвым, от нанесённых им ударов; к убийцам без умысла, рекрутам, обречённым на бурные приключения и преждевременные кончины!

А наши моряки, наши плотные моряки, хотя море и скрывает их в более сжатых саванах, они также отличаются господствующим цветом земли, – эти брюнеты, более или менее позолоченные землёю, ставшие как бы загаром, йодом и бромом моря, – эти брюнеты, любимцы народа, оттенок самой природы, первобытный цвет!..

Человечество! Бедняки! Самая скрытая и самая раздирающая душу улыбка из всех улыбок земли! Тело более розовое и атласное, чем лепесток цветка! Тело, которое подходит к земле и которое составляет землю, сочная мякоть, разлагающаяся на растения, живительные соки и газы, – в ожидании того времени, когда оно станет когда-нибудь снова телом! Самые красивые цветы тоже имеют своё начало в могиле. Кирка садовника такая же, как и кирка могильщика!

Я объясняю себе навязчивые образы, которые преследовали меня всю жизнь: я уже любил могильщика в землекопах.

«Человек, прах ты и в прах обратишься!» сказано в книге Бытия. Мы, все, сколько нас есть, направляемся к этому кладбищу, о котором говорил мыслитель, к этому удобрению, к этому чернозёму родины. Самые близкие к нему кажутся иногда самыми далёкими. Отсюда является трагическое очарование, которое чувствуется у некоторых существ, предназначенных быть съеденными и выпитыми смертью, подобно первым плодам человечества, в их цвету и соке. Отсюда происходит – власть, которую оказывают на меня эти цветущие грубые люди, эти нежные дикари, которые работают лопатой, эти потрошители земли, те, которые её засевают, насилуют, заставляют родить; эти крестьяне, эти подёнщики, которые без конца поворачивают её, эти кирпичники, эти горшечники, которые её обжигают, в ожидании того, чтобы она их поглотила… Земля обнадёживает их, присоединяется к их поту, наделяет их медной окисью, захватывает мало-помалу. Ах, смерть, ты кажешься мне милостивой с некоторых пор! Я отталкиваю от себя всякую мрачную мысль. Никто никогда не стоит ближе к форме и источнику красоты и бессмертия, как в пору, когда он приближается к могиле! Семена нашей кончины те же, что и семена нашего воскресения!