Роже Гар - Семья Тибо (Том 3)

Несколько секунд он с застывшим лицом размышлял о тяжелой ответственности, которую готов был взять на себя.

- Только не это! - сказал он вполголоса. - Только не это!.. Пусть будет хоть один шанс из ста за предотвращение войны - нельзя идти на такой риск!

Он упорно размышлял еще несколько секунд: "Нет, нет... Какой стороной ни повернуть вопрос... Сейчас выход может быть лишь один: бомбу надо припрятать..."

Он нагнулся и решительным движением вытащил из-под кровати чемоданчик.

"Запрем-ка все это... Никому не скажем ни слова... Дождемся удобного момента!"

Он предвидел момент, когда с неизбежностью рока в мобилизованные массы начнет проникать деморализация, и тогда, чтобы ускорить эту деморализацию, чтобы усилить ее, неплохо будет нанести решающий удар, обнародовав это бесспорное доказательство махинаций буржуазных правительств.

По губам его скользнула мимолетная усмешка - усмешка одержимого: "На чем все держится? Война, революция, может быть, до некоторой степени зависят от этих трех конвертов!" Он взял их и начал машинально взвешивать в своей руке.

Кто-то постучал в дверь.

- Это ты, Фреда?

- Нет, Тибо.

- А!

Пилот быстро спрятал конверты в чемоданчик и запер его на ключ, прежде чем открыть дверь.

Войдя в комнату, Жак прежде всего окинул взглядом весь царивший в ней беспорядок в поисках документов.

- Фреда с тобой не вернулась? - спросил Мейнестрель, поддаваясь внезапному чувству недовольства, почти тревоги, которое он, впрочем, тотчас же подавил. - Я не предлагаю тебе сесть, - продолжал он шутливым тоном, указывая на беспорядочную кучу женских платьев и белья, загромождавшую оба имевшихся в комнате стула. - Впрочем, я как раз собирался выйти. Надо бы поглядеть, что они там делают в Народном доме.

- А... бумаги? - спросил Жак.

Разговаривая, Пилот засунул чемоданчик под кровать.

- Мне кажется, что Траутенбах даром потратил время, - спокойно сказал он. - И ты тоже...

- Да?

Жак был больше поражен, чем огорчен. Мысль, что эти бумаги могут не представлять никакого интереса, даже в голову ему не приходила. Он колебался - расспрашивать подробнее или нет, но под конец все же решился.

- А что вы с ними сделали?

Мейнестрель движением ноги указал на чемоданчик.

- Я думал, что вы намеревались сегодня вечером сообщить обо всем этом на Бюро... Вандервельде, Жоресу?..

Пилот улыбнулся какой-то медленной холодной улыбкой, больше глазами, чем губами, и в этом улыбчивом взгляде, озарившем его мертвенно-бледное лицо, было столько ясности и вместе с тем так мало человечности, что Жак опустил глаза.

- Жоресу? Вандервельде? - произнес своим фальцетом Мейнестрель. - Да они не найдут там материала даже для одной лишней речи! - Заметив разочарованный вид Жака, он отбросил саркастический тон и добавил: - В Женеве я, разумеется, внимательнее разберусь во всех этих заметках. Но на первый взгляд ничего существенного нет: стратегические детали, данные о количестве вооруженных сил. Ничего такого, что в настоящий момент могло бы пригодиться. - Он надел пиджак и взял шляпу. - Пойдем вместе? Мы будем идти потихоньку и разговаривать... Какая жара! Никогда не забуду, какое Брюссель в июле... Куда девалась Альфреда? Она сказала, что зайдет за мной... Проходи вперед, я иду за тобой.

Пока они шли, он расспрашивал Жака о Париже и ни разу не упомянул о документах.

Он волочил ногу больше обычного и грубовато извинился за это перед Жаком. Летом, особенно при сильном утомлении, мускулы ноги болели у него иногда не меньше, чем на другой день после той воздушной аварии.

- Я вроде "инвалида войны", - заметил он с коротким смешком. - В свое время такая штука окажется почетной...

У дверей Народного дома, когда Жак собрался уходить, он внезапно дотронулся до его рукава:

- А ты? Что это с тобой, мой мальчик?

- Что со мной?

- Ты как-то изменился. Уж не знаю, как сказать... Но очень изменился.

Он пристально смотрел на него жестким, темным, проницательным взглядом.

На несколько секунд перед глазами Жака возник образ Женни. Он покраснел. Ему противно было лгать, но и объяснять не хотелось. Он загадочно улыбнулся и отвернул голову.

- До скорого свидания, - сказал Пилот, не настаивая. - Перед митингом я пойду с Фредой пообедать в "Таверну". Мы займем тебе место подле нас.

LII

Уже с восьми часов заняты были не только пять тысяч сидячих мест Королевского цирка, но даже пролеты и галерея заполнились демонстрантами, а снаружи, на узких улицах вокруг цирка, кишела огромная толпа народа, по подсчетам восторженных активистов, не менее пяти-шести тысяч человек.