Герман Шерц.
P. S. Вы недостаточно внимательно читали евангелие: ведь главный смысл заключен в стихе, следующем за приведенными Вами:
"И никто, пив старое вино, не захочет тотчас молодого; ибо говорит: старое лучше".
* * *
"Господину аббату Шерцу, преподавателю биологической химии Католического института, Берн (Швейцария).
Дорогой друг,
Вы сравниваете мое освобождение с поступком школьника, взбунтовавшегося против надоевшей ему опеки учителя... Правда, со времени женитьбы мне приходилось сносить более частое и непосредственное воздействие ортодоксальной религии, но верьте мне, я не повиновался своим узколичным чувствам, когда пришел к необходимости отбросить последние остатки католической веры.
Вы обманываете себя, когда пытаетесь истолковать в угодном Вам духе религию, ясно сформулированную задолго до нас, религию, которая безоговорочно отвергает и заранее осуждает любое толкование, подобное Вашему. Ибо церковь, чья нетерпимость вполне понятна, озаботилась изгнать из своей общины, где, Вы полагаете, есть место и для Вас, всех верующих наполовину, какими были мы оба (Вы остаетесь таким и до сих пор)...
Уверенный тон Вашего письма вынуждает меня напомнить Вам некоторые параграфы постановления "Dei filius" ["Сын божий" (лат.)], принятого Ватиканским собором {Прим. стр. 75} в 1870 году; на мой взгляд, они исключительно важны, и я только что переписал их для Вас:
"Тот, кто не считает книги священного писания, перечисленные святым Тридентским собором {Прим. стр. 75}, целиком и полностью, во всех частях, священными и каноническими или отрицает их божественное происхождение, - да будет предан анафеме!
Тот, кто утверждает, будто чудес быть не может, и, следовательно, все рассказы о чудесах, даже те, что содержатся в священном писании, должно рассматривать как басни или мифы; что в подлинности чудес нельзя с уверенностью убедиться и происхождение христианской религии не может быть ими достаточно убедительно доказано, - да будет предан анафеме!
Тот, кто утверждает, будто возможны такие обстоятельства, когда следует, в зависимости от прогресса науки, придавать догматам, предписанным церковью, иной смысл, чем тот, какой в них вкладывала и вкладывает церковь, - да будет предан анафеме!"
И, наконец, следующие предельно ясные строки:
"Ибо вероучение исходит от бога, и ум человеческий не может подвергать его усовершенствованию подобно философской доктрине; оно было вручено как божественный дар супруге Христовой, дабы та верно хранила его и неуклонно проповедовала. А посему следует постоянно придерживаться смысла священных догматов, которые святая матерь церковь определила раз и навсегда, и никогда от него не отклоняться под предлогом или во имя научного мышления, будто бы стоящего выше этих догматов".
Итак, дорогой друг, церковь не приемлет нас в свое лоно.
Зачем же цепляться, повинуясь какому-то неразделенному чувству сентиментальной нежности, за юбку старой кормилицы, которая оттолкнула нас и считает преступными все наши попытки остаться с нею?
Поразмыслите еще раз обо всем этом. Уверен, что рано или поздно Вы будете думать так же, как я. Вы обнаружите, что прошли лишь половину пути, ведущего к свету, и завершите его одним броском.
Жду Вас на свободе, на вольном воздухе.
Примите, дорогой друг, уверения в моей преданности.
Жан Баруа".
II
Спальня; раннее утро.
Жан открывает глаза и щурится от света, проникающего в щель между занавесями.
Жан (зевая). Который час? Сесиль (ясным голосом). Половина седьмого. Жан. Не слишком поздно... Ты дурно спала? Сесиль. Нет, дорогой.
Он отвечает равнодушной улыбкой и свертывается калачиком в глубине кровати.
Сегодня суббота... У тебя утром нет лекций?
Жан. Нет.
Сесиль (нежно). Милый... Я хочу о чем-то попросить тебя...
Жан. О чем?
Молчание. Она прижимается к нему, как в былое время, кладет голову ему на плечо и замирает.
Сесиль. Послушай. Жан. Ну, что?
Сесиль. Ты не рассердишься, скажи?.. Ведь ты не захочешь огорчить меня?
Жан "приподнимается на локте и с беспокойством смотрит на нее. Он знает этот упрямый, завуалированный нежностью, взгляд.
Жан. Что еще случилось?
Сесиль. Ну, если ты начинаешь в таком тоне...
Жан. Хорошо, хорошо, говори. Что случилось?
Она не любит, когда ее принуждают. На ее губах появляется кислая улыбка. Мгновение она колеблется, потом решается.
Сесиль. Ты не можешь мне в этом отказать... Жан. В чем дело?
Читать дальше