Ник Хорнби - Слэм

И я задумался: а вдруг это продолжается в другом смысле — она и сама еще не догадывается в каком.

Не то чтобы между мной и Алисией все пошло плохо. Просто стало не так хорошо. Я не могу даже объяснить почему. Просто проснулся как-то утром и почувствовал себя не совсем так, как прежде. Мне не нравилось ощущать себя по-другому, потому что то было клевое чувство, и без него мне стало тоскливо, но оно ушло, и невозможно было его вернуть. Я даже притворялся сам перед собой, что все как раньше, но от этих попыток становилось только хуже.

Куда оно подевалось? Как будто на тарелке перед нами была куча еды, и мы умяли ее слишком быстро, и вот — ничего не осталось. Может быть, пары не расстаются, оттого что не жадничают? Они знают, что то, что есть у них, — это надолго, и едят по чуть-чуть. Хотя питаю надежду, что это не так. Я надеюсь, что, когда люди счастливы друг с другом, это будто кто-то подкладывает им в тарелку вторую и третью порцию... Тем вечером, после того как я целый день ее не видел, мне казалось, что мы будем вместе до конца жизни, и даже это недостаточно долго. А через две или три недели мы стали надоедать друг другу. По крайней мере, она мне. Мы занимались сексом, смотрели телевизор в ее комнате — и больше ничего вместе не делали, мы никогда подолгу не разговаривали. Мы одевались, выключали телевизор, потом я целовал ее и говорил «спокойной ночи» — и следующим вечером та же заезженная пластинка.

Мама, думаю, заметила это прежде, чем я сам. Я опять начал заниматься скейтингом и пытался доказать себе, что это нормально и естественно, и, может, так оно и было. Если бы мы не стали расходиться, не стали отдаляться друг от друга, все это начало бы казаться нам скучным, рутинным — так я думал. В конце концов я снова появился в чашке, и все такое. Это время, которое я провел с Алисией, всегда казалось мне чем-то вроде каникул, однако они закончились, хотя она по-прежнему останется моей девушкой, а я ее парнем, но у нас будет и какая-то своя жизнь. А оказалось иначе: каникулы закончились, и у нас все кончилось. Это был каникулярный роман, ха-ха!

Ну, так или иначе, когда я как-то днем пошел кататься, мама спросила:

— Успеешь перекусить чего-нибудь, прежде чем пойдешь к Алисии?

А я ответил:

— Да, конечно. — А потом добавил: — На самом-то деле я и не пойду сегодня к Алисии.

И мама опять спросила:

— Вот как?.. Ну, поскольку ты вчера у нее не был — или был?

А я ответил:

— Был, нет... Не помню.

Немного нелепо звучит, если подумать. По разным причинам мне не хотелось, чтобы она узнала, что у нас с Алисией все переменилось. Она бы обрадовалась, а я этого не хотел.

— У вас все по-прежнему так же сильно?

— О да. Правда, не так сильно, как раньше, я хочу сказать, потому что мы хотим заняться учебой и всякими такими вещами. Но да. Сильно.

— То есть несильно, — подытожила она. — Нет, знаешь, слабо.

— Не слабо, нет. Не...

— Что?

— Слабо.

— Ты два раза говоришь одно и то же?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты два раза сказал: «Не слабо. Не слабо».

— Кажется, да. Действительно глупо.

Не знаю, как мама ладит со мной иногда. Я имею в виду, что для нее ведь все это должно быть очевидно, но она сидит и выслушивает, как я клятвенно утверждаю, что черное — это белое, а холодное — теплое. Не стоит труда говорить ей правду. Но потом, когда мне потребуется помощь, я пойму, что все это время был идиотом.

Мне кажется, что вечером после этого разговора я пошел к Алисии, потому что три дня этого не делал. И мама мне об этом напомнила. Затем я еще пару вечеров пропустил, а потом были выходные, и в субботу она SMS-кой пригласила меня на обед. Приехал ее брат, был семейный обед, и Алисия сказала, что я тоже как бы член семьи.

Я никогда прежде не встречал людей вроде мамы и папы Алисии, пока не стал встречаться с ней, и сначала мне показалось, что они ужас какие крутые — я даже помню, что хотел бы, чтобы мои мама с папой были вроде них. Папе Алисии было лет пятьдесят, и он слушал хип-хоп. Он не очень его любил, я чувствовал это, но решил, что должен с этим познакомиться, и его не смущал язык и агрессивность этих песен. У него были седые волосы, которые мама Алисии по его просьбе подбривала сзади, а еще он носил в волосах заколку. Он преподавал в колледже литературу, а она преподавала драматическое искусство, еще до работы в муниципальном совете. Или она учила учить драматическому искусству — так будет поточнее. Она ходила во множество разных школ и инструктировала учителей. У них было все в порядке, думаю, у Роберта и Андреа, и они сначала были очень дружелюбны. Они явно думали, что я тупой. Они говорили немного и старались обращаться со мной так, будто не замечали моей безмозглости. Но я могу сказать определенно: они так считали. Я бы не спорил с этим, но Алисии я умнее. Я не рисуюсь и не задаюсь; я просто знаю, что это так. Когда мы смотрели фильм, она его не понимала, и не могла взять в толк, почему все так смеются над «Симпсонами», еще мне приходилось помогать ей по математике. А ее родители помогали ей по английскому. Они все еще думали, что она собирается в колледж и что ее разговоры о модельном бизнесе — это все так, кратковременный тинейджерский бунт. Она казалась им гениальной, а я — этаким бледненьким обалдуем, с которым она путается. Они вели себя так, будто я был Райаном Бриггсом или кем-то вроде него, но публично никогда не выражали своего неодобрения, потому что у людей вроде них это не принято.