Олег Коряков - Странный генерал

– Туго, туго, – покивал Петр, думая о другом; он встал и прошелся по комнате. – Так воевать нам дальше нельзя: прихлопнут, как в мышеловке, и раздавят.

– Ты скажи об этом не мне – своему главнокомандующему.

– Да, я буду с ним об этом говорить, – сказал Петр жестко.

Бота отложил томик Клаузевица и длинными холеными пальцами – большим и указательным – сильно потер закрытые уставшие глаза. В последнее время свои свободные часы он нередко отдавал чтению книг по военному искусству. Но чем больше читал он их, тем больше укреплялся во мнении, что книги эти ему не помогут.

С самого начала войны бродили у Бота мысли о необходимости создания регулярной армии. Потом он понял, что это утопия. Народ, насчитывающий всего четыреста тысяч человек, не в состоянии содержать сильную армию. Он может лишь превратиться в нее сам: только ополчение, которое себя и снаряжает, и кормит, и одевает, под силу ему. Конечно, и при той военной организации, что сложилась у буров, не только возможны, но и требуемы усовершенствования. Однако указания на них надо искать не в книгах: сочинения военных специалистов вовсе не предусматривали «туземных» способов ведения войны.

Взять даже простейшую, поверхностную терминологию – название частей и соединений. Ее у буров просто не было. «Коммандо», по существу, означало даже не число – всегда разное – бойцов, а их принадлежность к одному округу, так же как и расплывчатое, неопределенное понятие «фельдкорнетство». Соединения более высокого порядка, подчинявшиеся генералам, вообще не имели названий. Да что названия! Они и форм-то определенных не имели и менялись по воле случая, завися от обстоятельств и личных качеств командиров.

Бота пытался, например, оперировать иногда таким термином, как «дивизия», но сам же первый понимал, насколько шатко и эфемерно это понятие в сложившихся условиях. Прежде всего это было соединение, так сказать, неведомого рода войск – и не конное, и не пехотное, а в то же время то и другое. Далее, вооружение его никогда не было постоянным, и количество артиллерийских орудий и их калибр, и число пулеметов и гранатометов могли колебаться в амплитуде весьма изрядной. И, наконец, самым разным могло быть в «дивизии» число людей. А все сочинения господ военных, все наставления и уставы опирались на точно расчисленные, кем-то когда-то выверенные цифры… Нет, сочинения сии были ему бесполезны.

Командующий потянулся – сладко хрустнули суставы – и вышел из-за стола.

– Генрих! – негромко позвал он ординарца.

Из соседней комнаты выглянул средних лет молодцеватый бур.

– Забери все это, – махнул Бота на стопу книг, – и чтоб больше они мне на глаза не попадались.

– Можно и на растопку? – озорно стрельнул в генерала плутовскими глазами ординарец.

– Хоть и на растопку.

Так решительно он поставил точку на регулярной армии.

Со спокойным вниманием проследив, как ординарец забирает книги, Бота прошелся по комнате и вновь остановился у стола, задумавшись, как будто собирался сесть и записать мелькнувшие мысли. Надо только сосредоточиться, поймать за хвостик главную – и на бумагу. Впрочем, никаких особых мыслей у него и не было. «Надо оставаться в своей роли, – подумал он и чуть не вслух сформулировал тривиальнейшее: – Бурская армия есть бурская армия».

Он вовсе не лишен был честолюбия, и, скажем, ритуалы и чинопочитание, присущие всякой регулярной армии, наверное, во многом пришлись бы ему по душе. Но не это руководило главнокомандующим Трансвааля. Луису Бота нужен был успех. Как трезвый политик, он, в общем-то, понимал, что дело буров проиграно. Упования Крюгера на помощь Европы Бота не очень разделял, хотя президенту этого не высказывал. Он вообще о многом молчал, этот человек, прекрасно владеющий даром речи. Он молчал, например, о том, что в свое время чуть не отдался в руки противника – богатый и влиятельный в своей республике человек, он наверняка нашел бы у англичан щедрое покровительство. И не столько уж патриотизм удержал Бота от этого шага, хотя и чувства патриотизма он не был лишен. Нет, им руководило расчетливое желание возвысить себя в глазах одновременно и противника, и своего народа, и, может быть, всего мира, чтобы, говоря грубо, набить себе цену. В первом случае он получал признательность врага и презрение своих, во втором – любовь своих, уважительность врага, защиту мирового общественного мнения. Послевоенное время должно было круто сработать на политика Бота: об этом позаботился вчерашний промышленник и нынешний коммандант-генерал, главнокомандующий Трансвааля. Он знал: роль просто предпринимателя, хотя и богатого, его уже не удовлетворит – так или иначе, он должен пробить себе дорогу к власти.