Оливер Голдсмит - Гражданин мира, или письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на востоке

После этой речи судьи неодобрительно закачали головами, укоряя Такупи. Затем явился другой свидетель - смотритель городских зданий. Он обвинил опального министра в том, что тот велел снести древние руины, препятствовавшие проезду по одной из главных улиц. Благородные памятники варварской старины, говорил он, эти руины прекрасно доказывают, как мало смыслили наши предки в архитектуре, и посему их следует чтить как святыню и ждать, пока они сами не развалятся.

Последней свидетельницей выступила вдова, у которой было похвальное намерение сжечь себя на погребальном костре вместе с супругом. Но министр, любитель новшеств, помешал ей и остался бесчувственным к ее слезам, крикам и мольбам.

Два первых злодеяния Такупи царица могла бы еще простить, но его поступок с вдовицей так оскорблял женский пол и настолько нарушал дедовские обычаи, что требовал немедленного возмездия.

- Как! Не дать женщине сжечь себя, если она того хочет! - вскричала царица. - Сколь прекрасно воспитаны женщины, если их надо силой удерживать от того, чтобы время от времени они не развлекали подруг зрелищем жареной супруги или испеченной знакомой. За такое оскорбительное обращение с женщинами осуждаю преступника на вечное изгнание.

Такупи, хранивший до сих пор молчание, заговорил лишь для того, чтобы выказать свою покорность.

- Ваше величество, - воскликнул он, - я признаю свою вину и поскольку подлежу изгнанию, то прошу сослать меня в какой-нибудь пришедший в запустение город или разоренную деревню той страны, которой я управлял. Если я смогу превратить там землю в плодородную пашню или возродить среди жителей дух трудолюбия, это меня несколько утешит.

Его просьба показалась основательной, с ней тотчас согласились, и одному из придворных было приказано выбрать место изгнания, соответствующее просьбе. Несколько месяцев искали такое место, но все безуспешно: во всем королевстве не нашлось ни одной разоренной деревни или пустынного города.

- Увы! - сказал тогда королеве Такупи. - Возможно ли, чтобы плохо управлялась страна, где нет ни разоренных деревень, ни обезлюдевших городов?

Почувствовав справедливость укора, царица сменила гнев на милость и стала к нему благосклоннее прежнего.

Письмо СII

[О страсти английских дам к азартным играм.]

Лянь Чи Альтанчжи - Фум Хоуму,

первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине.

Здешние дамы далеко не так любят азартные игры, как азиатские женщины. Тут я должен воздать должное англичанкам, ибо я люблю хвалить, когда похвала заслужена. В Китае часто можно видеть, как две светские дамы играют до тех пор, пока одна не выиграет всю одежду другой и не разденет ее догола. И вот победительница удаляется в двух нарядах, а проигравшая крадется сзади в чем мать родила {1}.

Ты, конечно, помнишь, как наша незамужняя тетка Шанг играла с шулером. Сначала уплыли ее деньги, затем пришлось снять украшения, за ними последовала и вся одежда, когда же она осталась нагишом, то, будучи женщиной с характером, решила не сдаваться и стала играть на собственные зубы. Однако Фортуна и на сей раз с ней обошлась круто. Зубы последовали за платьем, и тогда тетка поставила свой левый глаз. О горькая судьба, она проиграла и его! Впрочем, она утешилась тем, что провела шулера: ведь он обнаружил, что глаз у нее стеклянный, только став его владельцем.

Сколь счастливы, друг мой, англичанки, которым неведомы такие крайности. Хотя здешние женщины и любят азартные игры и с детства приобщены к их премудростям, но столь смело пытать злую судьбу не решаются. Право же, они никогда не играют..., то есть не играют на свои глаза и зубы.

Правда, за игорным столом они частенько ставят на карту свое состояние, красоту, здоровье и репутацию; случается, что доигрываются до того, что мужья их попадают в тюрьму, но все же, в отличие от наших китайских жен и дочерей, блюдут приличия. Мне довелось присутствовать здесь на рауте, когда светская дама, проиграв наличные деньги, сидела, удрученная неудачей, но тем не менее и не думала снимать единственную нижнюю юбку или класть на стол последней ставкой головной убор.

Однако, одобряя их умеренность во время игры, я все же не могу умолчать об их к ней приверженности. В Китае коробку с игральными костями дают женщинам только по праздникам, в Англии же что ни день, то праздник, и даже ночь, когда другие отдыхают от трудов, распаляет в дамах карточный азарт. Я слыхал об одной престарелой провинциальной даме, которая, узнав, что врачи бессильны ей помочь, чтобы скоротать время, начала играть с младшим приходским священником. Выиграв все деньги, она предложила сыграть на ее похоронные расходы; предложение было принято, но, к несчастью, старушка испустила дух, едва успев заглянуть в свои карты {2}.