Борис Шахов - Черная шаль с красными цветами

- Ты… разденься… Федя,- сказала чуть слышно.

И тут оборотился к гостям Иван Васильевич, преодолевший минутную слабость.

- Разденьтесь, гости дорогие, разденьтесь, милости просим. Дарья,- обратился к жене,- ну, хватит хлюпать, готовь стол.

- Сейчас, Иван, только переоденусь,- ответствовала Дарья как ни в чем не бывало, от ее непримиримости не осталось следа.- Ульяна,- позвала она дочь,- сходи в подпол за шаньгами…

Ульяна светящимся взором посмотрела в глаза Федору, осторожно освободила свои руки, пошла помочь матери. Дарья вынула из сундука сверток и выбежала в другую половину избы переодеться…

Обвенчались Федор с Ульяной в Кыръядинской церкви. Пировали два дня: первый день у тещи и тестя. Второй - у бабушки. На третий собрались домой. В передних санях Федор с Ульяной. Теща сказала: голубь с соколом. Отошла Дарья, помягчела, оттаяла.

Трудные, смутные, непонятные времена и порядки установились на коми земле. А для Федора та весна и лето, да и осень были самыми счастливыми в жизни. И сколько потом ни вспоминал - в лагере особенно - да, самые что ни на есть счастливые.

Была рядом с ним Ульяна, его хорошая, его ласковая, самая красивая, любимая жена. И все-то вместе, все-то вместе. Тянуло их друг к другу неизменно, хотя, казалось, все медовые месяцы давно миновали. Дрова ли заготавливать на зиму - вместе, луга ли расчищать или сети ставить - никакой работы не чуралась Ульяна и от Федора ни в чем не отставала. Даже в лес с ним просилась, когда он ходил проверять или ставить свои ловушки. В первый раз тот нерешительно посмотрел на отца. Как-то неловко стало и за себя и за молодую жену.

- Да бери, бери с собой, коли ей так хочется,- лукаво улыбался батя. Ему любо было, что дал им бог невестку быструю да толковую во всем.- Бери-и, не пожалеешь. А мы тут и сами обернемся, дело привычное.

Федор, конечно, старался уберечь Ульяну от тяжелых работ, больше брал на себя. Да ведь как убережешь, когда она первая за все хватается. Всякое дело так и горит у нее в руках - любо-дорого посмотреть.

- Да не бойся ты, Федюшко! Я же привычная, с детства праздная не сиживала,- ласкалась Ульяна к мужу, когда оставались они одни, и гладила, гладила его щеки, целовала в глаза, в губы.- Когда я с тобой - мне ничего не тяжело и так радостно, так хорошо… Я такая счастливая, даже самой страшно - во какая!

Федор и сам чувствовал к жене такую бесконечную нежность… взять бы ее в охапку да и носить, носить на руках… Да ведь люди кругом, свои и чужие. И руки - редко руки его бывали свободны для ласки, для нежности - то вилы в них, то лопата, то топор, ружье, тесак, широкий охотничий нож…

Нет крестьянской работе ни конца, ни края. Только станешь на ноги покрепче - тут она и берет всего, сколько тебя ни есть. И отпускает только - когда вокруг родные горевать начинают, а ты лежишь, спокойный такой, со сложенными на груди руками, в которых колышет легким пламенем свечечка. Так-то. Но надо как бы то ни было - надо поберечь Ульяну.

Как ни привычен человек к постоянной работе, а грех раньше времени вырабатываться… И зародилась у Федора мысль: строить свой дом. Он рассуждал так - как ни хорошо в родительском, а свой дом - это свой. И там ты полный хозяин и работе своей, и отдыху. И распорядку. Глядишь, и Агния замуж выйдет, сестра, ну она, пожалуй, в родном дому не задержится. Уйдет к мужу. Но ведь Гордей вернется рано или поздно. И ему по справедливости жить с отцом-матерью - он моложе - ему и наследовать родительский дом.

Можно было бы повременить со строительством. Отец - мать ласковы с Ульяной, нравится им невестка, довольны ею, нечего сказать. Но как дальше жизнь повернется - кто знает!.. А тут, пока силы есть, пока упрямство в характере на всякое дело держится - самая пора. Дело нешутейное; посоветовался с отцом.

- Что ж, надо тебе строиться, сын, надо,- сразу согласился тот.- Здесь, конечно, родное гнездо. Но поднявшись на крыло, всякие птенцы разлетаются. Слава богу, недалеко и лететь, рядом жить станем… А лес на дом можно прямо за ручьем срубить, за Бадъелью. Ха-ароший там лес стоит. И близко.

Отец говорил обо всем так, словно сам с собой обсуждал строительство нового дома, словно сам об этом думал. А может, и думал. Только первым на разговор не выходил, ждал, когда Федор созреет до такого решения.

- Вот только у кого теперь разрешения просить на порубку?- почесал бороду батя.

- Да уж кто-нибудь разрешит, власть-то теперь своя,- отмел сомнения отца Федор.