Борис Шахов - Черная шаль с красными цветами

- А ведь не жалеет тебя Федор, Уля, ну вовсе не жалеет…

Ульяна с удивлением подняла голову, посмотрела на Ваську.

- Ну да, много ты понимаешь, Вася. Других бы так не жалели, как Федя меня…

- Если бы жалел, разве заставлял бы этак… работать?.. От зари до зари спину гнешь. Разве не вижу?.. Гляди, Уля, так-то ненадолго хватит, всю выжмет. Такая красавица… поберечься б тебе…

- Вася, да бог с тобой! Откуда этакий защитничек выискался? Какой комар тебя укусил?

- Я вот гляжу на тебя и думаю: мне бы такую королеву, я бы тебя в светлице держал, да…

- Да пихтовой корой кормил? Спасибочки, Вася. Уж лучше я досыти наработаюсь, пускай последняя рубаха на плечах сгорит, да чтобы уж на столе и самим не стыдно, и людям сытно… Полно, жалельщик. Бери вон Агнию да держи в светлице, а мы поглядим, со стороны, много ли добра прибудет от такого жаленья…

- А на что мне Агния? Думаешь, из-за Агнии к вам хожу? Еще чего… Ты мне нужна, Ульяна! Всю правду тебе, как на духу…

- Ты что, парень, вовсе из ума выпрыгнул? Чего-то ты нынче расшутился без меры.

- Не шучу я, Ульяна, нет, не шучу!

- А на кой мне, мужней жене, такая правда нужна? Заткнулся бы ты с такой правдой. Поди в лес, Вася, да и руби дерево по себе. Слушать противно…

Сказать-то Ульяна сказала, но и сама испугалась: лицо и глаза у Зильгана горели огнем, дурным огнем, и весь он был в ту минуту… какой-то свихнутый.

- Зачем тебе старый Федор Туланов, ну? Тебе двадцать один всего, а ему, старому филину, скоро тридцать. А мне тоже двадцать один. И сердце мое сохнет по тебе с первого дня, как приехала ты в нашу деревню, Уля… покою нету…

- Да ты вовсе сдурел?- Ульяна завязала крест-накрест узел с посудой.- Ты же обижаешь меня, Васька, как не поймешь дурьей своей башкой! Ты ведь левого мизинца Фединого не стоишь, Зильган. Да и моложе он тебя, в сто раз…

- А ты - попробуй… Тогда и определишь, кто моложе. - Зильган потянулся к ней прямо через кострище, чтобы удержать за ногу.

- Спятил! Я вот тебе сейчас…- Она отскочила к стогу, схватила вилы и выставила их навстречу приближавшемуся Ваське:- Заколю, дурак!

Зильган шел к ней, глаза белые, безумные. И тогда Ульяна, не из страха перед Васькой, а от ужаса того, что сейчас может произойти, закричала: - Фе-едя!

Услышав это имя, Зильган остановился в двух шагах от острия. Глаза его сузились, руки напряглись, готовые перехватить вилы…

- Дура… чего орешь-то?- прохрипел он осипшим вдруг голосом.- Придет ведь, старый хрыч, да и даст… обоим. А тебе еще и поболе достанется… как говорят, баба не захочет, мужик не вскочит… Брось вилы, не дури, говорю!

- А ты, оказывается, пакостник, Васька. Па-акостник… Тьфу!- Ульяна не опускала вилы, зорко следила за каждым его движением.- Еще полшага ступишь - пропорю тебе брюхо, вот те крест - пропорю…

- Одно слово - дура и есть…

- Заладил, умный. Убирайся отсюдова, пока кишки целы. Думаешь, испугалась тебя? Фе-едя!

Ульяна снова крикнула, потому что сила, которую она вкладывала в крик, останавливала ее, она уже еле сдерживала себя: руки сами тянулись - пырнуть.

Она увидела за плечом Васьки, как Федор выскочил из леса и пошел, пошел в ее сторону большими прыжками. В руке у него был топор. «Господи, не допусти…» И Федор словно услышал мольбу - за несколько саженей до Васьки отбросил топор в сторону…

…Федор, разыскивая кокору, зашел порядочно далеко, и голос-зов Ульяны услышал не столько ушами, сколько - сердцем. Он насторожился: не показалось ли, затаил дыхание, вслушиваясь. А сердце бухало в груди, стучало в висках, Федор выпрямился и побежал назад - послышалось, не послышалось,- скорее туда, к Ульяне! Низко наклонив голову, чтобы ветви не били по лицу и не выхлестали глаза, он летел между деревьями, несомый тревожной силой. Выскочив на опушку леса, увидел стоящего к нему спиной Зильгана и, напротив Васьки,- Ульяну с настороженными вилами. И злость и смех - все вместе - захлестнули Федора, пока он перемахивал расстояние до стога. Злость звала скорей добраться до Васькиной морды, а смех заставил отбросить в сторону топор, ну его, от греха подальше… Ваську он схватил за шиворот, поднял, крутанул - да и отбросил от стога.

Вопросов Федор не задавал. И так - понятно, отчего жена стоит с вилами в руках. Васька не успел подняться на ноги, Федор вмазал ему кулаком в подбородок, да так - чуть голову не оторвал. Зильган опрокинулся назад и шмякнулся замертво. И долго лежал не шевелясь. Когда поднял голову, глаза у него были как с крутого похмелья, он смотрел на Федора и, похоже, не видел.