— Нам нужно жить, — заметил Бен.
— Конечно, конечно. Но ты все же скажи мне.
— Лучше поговори с кем-нибудь из членов партии.
— Ты прекрасный писатель, Бен, — внезапно заявил Лэнг, и Блау даже несколько растерялся от этого неожиданного перехода к другой теме.
— Ты же никогда не прочел и строчки из того, что я написал.
— И не нужно. Я и так могу сказать.
— Ты мне льстишь.
— Ты знаешь, почему я люблю бригаду?
— Нет. А почему?
Лэнг покачал головой.
— А я-то думал, что знаешь. Буш знает. Он все знает сам… и не ждет, когда ему кто-нибудь скажет. Буш не какой-нибудь паршивый интеллигент, вроде тебя.
— Тебе лучше пойти спать, Зэв.
— Сейчас пойду. Сию секунду. Я должен был повидать тебя… Не — могу допустить, чтобы мы были в плохих отношениях, товарищ.
— Я не собирался тебя обижать, Зэв. Мне очень жаль Долорес.
— Давай не будем говорить об этом… Я плюю на смерть. Повторяй за мной: я… — Но он не дал ничего сказать Бену и забормотал: — Все погибло… Все… Испания. Весь мир… Все потеряно. Погибло и потеряно.
— Как ты вернешься в город?
— Меня ждет такси. Поеду в гостиницу «Фалкон». Я оставил жену в Париже.
— Твоя жена здесь?
— В гостинице «Георг V» в Париже.
— Тебе лучше уехать, Зэв.
— Уезжаю. Завтра увидимся. Скажи Бушу, что я приеду за вами.
Бен не сразу уснул после ухода Лэнга. Он думал о нем, о причинах его странного поведения, о том, какой путь в конце концов выберет Лэнг.
«Интересное совпадение, — думал Бен, — если только тут можно говорить о совпадении. Может быть, и я хочу вступить в партию по тем же самым сентиментальным причинам? Джо погиб, и я тоже хочу умереть, как он? Разве я не сказал об этом Пеллегрини? „Джо и ты — люди, которых я уважаю и которыми восхищаюсь“.
„Да, тебе следует задуматься над этим, — мысленно продолжал Бен. — Не забудь, что сказал Джо в ту ночь, когда вы карабкались на высоту '666' и когда ты, сделав его из ротного писаря своим адъютантом, тем самым убил его“. Джо заявил: „Твое вступление в бригаду, Бен, только начало. Ты начал то, чего, возможно, и не успеешь закончить“.
Еще тогда ты подумал: „Черт возьми, уж не хочет ли он сказать, что мне не выйти отсюда живым? Возможно. Но не только это. Он имел в виду что-то большее. И это что-то значительнее и важнее даже того, что своей телеграммой я отказывался от хорошей жизни („…для нашей газеты вы полностью конченый человек…“).
Вот что хотел сказать Джо: „Твоя жизнь пойдет теперь по новому пути, и отступать невозможно. Либо ты пойдешь вперед, либо умрешь, защищая свои позиции“. Так ли, Бен? Может, это тоже сентиментальная чепуха? Правда ли это? Ты заявил Тони, что коммунисты — главная движущая сила во всем мире и ты хочешь быть вместе с ними в борьбе за то, во что, по твоим словам, давно уже веришь. Серьезно ли ты это сказал? Ты уверен, что хочешь быть вместе с коммунистами? Может быть, горе, вызванное гибелью Испании (а она погибла) и утратой Джо, повергло тебя в смятение? Что будет означать для тебя вступление в партию? Не это ли имел в виду Джо? Он предугадывал путь, по которому ты собираешься пойти, и хотел, чтобы ты оглянулся назад, прежде чем решишься идти дальше. Джо! Что же ты, в самом деле, хотел сказать?“
На следующее утро Бена разбудил Буш.
— Где этот прохвост Лэнг? — спросил он притворно строгим голосом. — Он обещал отвезти меня завтракать.
— Который час?
— Почти двенадцать.
— Вчера вечером Лэнг сказал, будто ты знаешь, почему он любит бригаду.
— Я?
— Да.
— Откуда я могу знать? — возмутился Буш. — Я знаю только, что мне нужно помыться.
Спустя четверть часа Бен, Буш, Пеллегрини и Коминский ушли в дальний конец лагеря и под влиянием минутного порыва перебрались через ограду. Бен при этом зацепился за колючую проволоку и разорвал брюки. Пригнувшись, они обогнули холм, на котором был расположен лагерь, и вышли к какой-то улице, уходившей вниз. Спускаясь по ней, они жадно всматривались в ту сторону, где расстилался Атлантический океан.
— А ведь нацистам ничего не стоит послать вдогонку подводную лодку и торпедировать нас, когда мы отплывем, — заметил Коминский.
— Вот тогда-то мы наверняка примем ванну, — улыбнулся Бен.
Добравшись до города, они решили, что Бен спросит у какого-нибудь жандарма, как пройти в городскую баню.
— Ты должен объясняться по-французски так, чтобы нас не зацапали, — предупредил Буш.
Буш между тем уже испытывал угрызения совести. Ведь только накануне вечерам он произнес пылкую речь против двух ветеранов, нелегально побывавших в городе, а сейчас сам делает то же самое!
Читать дальше