Альва Бесси - Антиамериканцы

— Но вы же поддерживаете и оправдываете новую линию партии и все остальное, с чем вам приказывают соглашаться?

— Знаете, мисс Пэттон, — проговорил Бен. — Если бы вы не были дамой, я подумал бы, что вы хотите меня оскорбить.

— Уилли! — вмешался Лэнг. — Я запрещаю вам оскорблять моих гостей. Этот человек — настоящий герой. Он геройски дрался в Испании и Германии. Я видел, как он сражался. Я знаю, что он был тяжело ранен и чуть не умер, но воскрес, как Христос. Блау — железный человек.

Лэнг с трудом поднялся, подошел к радиоле, повозился около нее, и в комнате зазвучала мелодия «По долинам и по взгорьям».

— Только не эту красноармейскую ерунду, Зэв! — требовательно воскликнула Пэттон.

— Но это же настоящая музыка, — ответил Лэнг.

— Фрэнк! — обратилась Энн к Лэнгу.

— Никто тут не разбирается в музыке лучше меня, — заявил Лэнг. — Я знаю музыку от Палестрины до Аарона Копланда [139] Дж. Палестрина (1524–1594) — выдающийся итальянский композитор. А. Копланд — современный американский композитор. . Вы слушаете сейчас прекрасную музыку, а если будете приставать ко мне, я заведу «Интернационал». Замечательная мелодия!

— Ну, так что же, товарищ! — продолжала Пэттон. — Отвечайте на мой вопрос.

— Бесполезно, мисс Пэттон, — сказал Бен, заметив краем глаза, что Сью Менкен и ее провожатый уже прощаются с Энн Лэнг. — Все равно вы по-своему истолкуете наши действия. Вы ненавидели русскую революцию и все то, ради чего она совершилась.

Когда партия борется за права негров, вы говорите, что мы используем в своих интересах негритянский вопрос, однако мне ни разу не доводилось встречать людей вашего сорта, предпринимавших какие-либо эффективные меры для разрешения негритянского вопроса. Вы занимаетесь лишь болтовней.

С одной стороны, вы утверждаете, что коммунисты являются участниками зловещей международной конспиративной организации, необычайно предприимчивой и невероятно влиятельной. С другой стороны, вы говорите, что мы представляем собой кучку идиотов, с которыми и считаться-то нечего.

Среди фашистов вы — радикал. Среди радикалов — реакционер. Вы используете любое оружие, чтобы бить людей, если это прогрессивные люди…

— Одну минутку… одну минутку, — попыталась прервать его Вильгельмина.

— Нет, мисс Пэттон, — продолжал Бен. — Вы либо должны придерживаться какой-нибудь принципиальной позиции, либо вообще не придерживаться никакой. Если бы я был капиталистом, я дрался бы как дьявол за то, чтобы защитить свое право наживаться за счет других, вы же — хамелеон. Вы хотите служить и вашим и нашим.

Если вы хотите спорить с социалистами, то делайте это с позиции капиталистов, защищайте капиталистов, не поносите капитализм и не говорите, что социализм — это худшее зло. Это чепуха.

— Спокойной ночи, — проговорила Пэттон, целуя Энн в щеку.

— Спокойной ночи, — попрощались с Беном Сью Менкен и ее провожатый.

— …ночи, — повторил Лэнг, не в состоянии подняться с кресла. — Поздравляю всех с годовщиной взятия Бастилии. Головы полетят с плеч!

Вперед, вперед, сыны народа,

Настал победы нашей час…

— Энн, — сказал Клем Иллимен. — Как следует присматривайте за Зэвом, когда приедете в Голливуд. Не сомневаюсь, что он будет пользоваться большим успехом у голливудских дам легкого поведения.

Наступило неловкое молчание. Пэттон и остальные гости ушли.

— Зачем вы едете в Голливуд? — спросил Бен, обращаясь скорее к Энн, чем к Лэнгу.

— Ради денег, — ответил Зэв. — Золото! «Желтое, сверкающее драгоценное золото!..»

— Зэв, — обратился к нему Бен, — а что, Пэттон действительно была в Советском Союзе?

— Нет, — ответил Лэнг и тут же поправился: — А может, и была какую-нибудь неделю… По одному из маршрутов Интуриста.

— И ты сидел здесь и позволил ей нести всю эту ерунду? — гневно сказал Бен.

Зэв с трудом поднял веки, словно они были свинцовые.

— Мой дорогой Бенджамен, — промямлил он. — Тот, кто знаком с Уилли столько, сколько я, знает, что спорить с ней совершенно бесполезно.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду то, что она сама теперь уже верит, будто жила в Советском Союзе.

— Мне стыдно за тебя, — сказал Бен поднимаясь.

— Оставьте его в покое, Бен, — попросила Энн, но Бен сделал вид, что не слышал ее.

— Мне самому стыдно за себя, — ответил Зэв. — Всегда было стыдно.

— Когда-то ты был принципиальным человеком, — продолжал Бен. — Я знаю, когда это было. В течение многих лет я читал все написанное тобой. Ты ведь прекрасно знаешь, в чем сейчас дело. Черт возьми, что ты делаешь с собой? Почему ты заигрываешь с этой фашистской ведьмой? Почему приглашаешь ее к себе и допускаешь, чтобы другие, плохо разбирающиеся в таких делах люди, слушали всю эту галиматью?