— Что вы имеете в виду под словом «сотрудничество»?
— Именно то, что делают все аккредитованные корреспонденты, мистер Лэнг, когда их просят об этом, — сбор и доставку нужной информации.
— Я прошу изъять вопрос защитника из стенограммы, — потребовал Биллингс. — Он не имеет отношения к данному судебному разбирательству.
— Просьба прокурора удовлетворяется, — объявил Айнхорн.
— Вы знали бойца батальона имени Линкольна, по имени Джо Фабер?
(«Вот оно! — похолодел Лэнг. — Теперь это действительно голос Блау!» Он отчаянно пытался припомнить, что рассказывал ему в тот вечер, в 1939 году, когда был пьян, а Бен спросил его о дневнике Джо… «Но что случится, если я отвечу сейчас: нет, я не помню никакого Фабера? Тогда Табачник вызовет в качестве свидетелей Буша и других, кто был там, в тот момент, когда…»)
— Мне кажется, я его знаю, — выжал наконец из себя Лэнг.
Биллингс заметил отчаяние в его глазах и поспешно поднялся со своего места.
— Ваша честь, — обратился он к судье. — Я вынужден возразить. Имя мистера Фабера (кажется, так?) раньше не упоминалось на данном процессе. Вопрос не обоснован.
— Мистер Табачник, с какой целью вы задали этот вопрос? — повернулся Айнхорн к Сэму.
— С той же целью, что и предыдущий вопрос. Речь идет об искренности мистера Лэнга и его надежности, как свидетеля.
— Можете продолжать.
— Мистер Лэнг, насколько я понял, вы, видимо, помните мистера Фабера. Но разве вы не виделись с ним в начале апреля 1938 года, в тот день, когда впервые встретили и обвиняемого?
— Кажется, виделся.
— И разве вы не встречались с ним снова, несколько позже, в том же 1938 году, когда волонтеры стояли на отдыхе у реки Эбро?
— Да.
— И разве не на ваших глазах 19 августа 1938 года на высоте «666» в Сьерра-Пандольс Фабер скончался, раненный фашистской миной?
— Я не уверен в точности даты.
— Но вы присутствовали при его смерти?
— Да.
— Теперь вернемся снова к вашей второй встрече с Джо Фабером во время стоянки добровольцев на отдыхе. Скажите, мистер Лэнг, Фабер не передал вам тогда свою записную книжку?
(«Да, да! Это говорит негодяй Блау! — лихорадочно размышлял Лэнг. — Так вот к чему ведет Табачник! Черт бы побрал этого Биллингса! Почему он не предугадал? Да, но ты же ничего не говорил ему о Фабере!.. Они окончательно запутают меня, если я стану продолжать в том же духе… Но будь я проклят, если соглашусь безучастно взирать на свои собственные публичные похороны! „Какого вы мнения о человеке, который предает другого?..“ Один из нас лишний — или Блау, или я. Пусть это будет Блау!»)
— Передал, — ответил он.
— Фабер просил вас переслать эту личную записную книжку его невесте мисс Нелли Пиндик в Филадельфию?
— Да. Но я ничего не знаю о его интимной жизни.
Сэм никак не реагировал на плоскую остроту Лэнга и сделал паузу, чтобы присяжные успели осмыслить услышанное.
— И вы переслали ее? — спросил он минуту спустя.
— Нет.
— Вы ее потеряли?
Лэнг не ответил.
— Вы передали ее в американское посольство? — продолжал Табачник, используя выгодное положение и мысленно благодаря Бена. Именно Бен убедил его придерживаться такой линии допроса, хотя сам он считал, что она связана с определенным риском и вряд ли к чему-нибудь приведет.
(«Боже мой! — ужаснулся Лэнг. — Неужели им известно, что я передал ее Бринкеру, помощнику военного атташе? Но как они могли узнать об этом, если только у них нет шпионов в американской армии и этот негодяй Бринкер не является одним из них?..»)
— Или, быть может, вы передали ее американскому военному атташе в Испании?
— Ваша несть, — Биллингс нетерпеливо повернулся к судье, — защитник задал сразу три вопроса и не дает свидетелю возможности ответить на них.
— У свидетеля вполне достаточно времени, — парировал Сэм. — Кроме того, он может ответить на любой из этих трех вопросов.
Лэнг был потрясен. Он посмотрел на Биллингса, но тот (мерзавец!) уставился в пол. Он не мог сказать «да», как не мог сказать «нет», и понимал, что ответить «я не помню» или что-нибудь в этом роде значило бы навлечь на себя сильное подозрение присяжных, которые и без того слушали с напряженным вниманием. «Атака, всегда атака! Да, но атаку нужно подготовить…»
Лэнг чувствовал, что ненавидит этого отвратительного человека, стоящего перед ним с таким удивительным самообладанием и самоуверенностью. Странная вещь! Блау был так же отвратителен, как Табачник, а Табачник — как Блау. Два сапога пара. «Почему у коммунистов такой отталкивающий вид? — думал Лэнг. — Почему они всегда выглядят какими-то чужими?» И он вдруг понял, что ненавидел Блау с того самого момента, когда впервые встретился с ним. «Эти люди без колебания уничтожат всякого, кто заявит о своем несогласии с ними, если даже он делал для них все, что в его силах».
Читать дальше