— Он был коммунистом?
— Нет.
— Вам известно, какую позицию занимал президент Рузвельт?
— Думаю, что он симпатизировал республике, хотя, естественно, не мог открыто поддержать ни одну из враждующих сторон.
— Кстати, — заметил Сэм, — верно ли, будто покойный президент однажды заявил, что, по его мнению, правительство Соединенных Штатов допустило ошибку, не разрешив продажу оружия Испании?
— Да, на этот счет ходили вполне обоснованные слухи, — подтвердил Лэнг.
— Вы понимаете, конечно, что я не стану спрашивать вас, был ли мистер Рузвельт коммунистом, — сказал Сэм.
— Прошу вычеркнуть это замечание защитника из стенограммы суда, — в негодовании повернулся Биллингс к Айнхорну.
— Замечание будет вычеркнуто, — заверил судья.
После этого эпизода Сэм попросил пятиминутный перерыв для консультации со своим клиентом.
Направляясь со свидетельского места к столу обвинения, Лэнг не мог оторвать глаз от Сэма и Бена. Они сидели рядом, просматривая свои записи и уточняя план дальнейших действий. Лэнг считал, что пока неплохо справлялся со своей ролью. Это подтвердил и Биллингс, который поздравил его и снова заверил, что нет никаких оснований для беспокойства. И все же Лэнг не мог отделаться от мысли, что пятиминутный перерыв — это своего рода «психическая атака» со стороны Бена Блау и его защитника.
Когда перекрестный допрос возобновился, Табачник негромко спросил:
— Мистер Лэнг, что произошло с генералом Вальтером?
— Я сказал о нем все, что знал.
— Вы утверждали, что он в настоящее время заместитель министра обороны Польской Народной Республики и член Центрального Комитета Польской рабочей партии, не правда ли?
— Да, утверждал.
— Между прочим, мистер Лэнг, разве вы не знаете, что генерал Вальтер — Кароль Сверчевский — убит фашистами на польской границе 28 марта 1947 года, то есть более года назад?
— Это мне неизвестно. Но если он и в самом деле убит, то я не назвал бы фашистами тех, кто его убил.
Скорее я назвал бы их польскими патриотами, не желающими жить под властью коммунистов.
— Вот как! — воскликнул Сэм, а Лэнг подумал: «Когда же он начнет действовать? Когда обрушится на меня?» — Вы заявили также, — продолжал тем временем Табачник, — что нынешнее польское правительство является коммунистическим. Правильно?
— Да, заявил. И это факт.
— А как, мистер Лэнг, вы относитесь к тому факту, что польское правительство представляет собой демократический блок, правительственную коалицию четырех законно существующих политических партий, из которых только одна — рабочая партия — является коммунистической?
— Это абсурд! — загорячился Лэнг. — В польском правительстве главенствуют коммунисты.
— Каким образом?
— Как они главенствовали в интернациональных бригадах.
— А как это было в интернациональных бригадах?
— Они сами создавали их. Коммунисты занимали все руководящие посты.
— Вы состояли в одной из этих бригад?
— Нет.
— А с их организационной структурой вы знакомы?
— Нет.
Лэнга все время преследовало какое-то странное ощущение. Он посмотрел на Бена в надежде, что оно тотчас же исчезнет. Но нет, ему и в самом деле казалось, что это не голос Табачника, а голос Бена Блау звучит в зале суда, что это Бен говорит устами своего адвоката. Он увидел, что и Блау смотрит на него, и поспешил отвести взгляд, но в самую последнюю секунду заметил, что губы Бена чуть шевельнулись, словно у чревовещателя, наделяющего свою куклу даром слова.
— Вы встречали в интернациональных бригадах не коммунистов?
— Разумеется.
— И много?
— Довольно много.
— И они говорили вам, что приехали в Испанию по приказу коммунистической партии?
— Среди них было много идеалистов, — ответил Лэнг, пытаясь улыбнуться. — И марксистов тоже.
— Вы когда-нибудь встречали в Испании обвиняемого?
— Встречал.
— Когда вы встретили его первый раз?
— В апреле 1938 года, во время отступления из Арагона.
— Блау говорил вам, зачем он приехал в Испанию?
— Он приехал в качестве корреспондента, вступил в бригаду, а позднее стал коммунистом.
— Мистер Лэнг, а вообще вам доводилось в Испании слышать от людей, называвших себя коммунистами, что они были посланы туда коммунистической партией?
— Абсурдный вопрос, — отозвался Лэнг.
— Почему?
— Коммунисты не могут говорить так.
— Но вы же не хотели пояснить нам, как они говорят.
— Возражаю!
— Возражение принимается.
Читать дальше