Это было какое-то гигантское предприятие. В финансовом отделе сложные счетные машины обрабатывали всевозможные учетные карточки и платежные ведомости и выбрасывали их, как конфетти. Людям оставалось только нажимать кнопки.
Около каждой ротной казармы стояли ряды мусорных ящиков с надписями: «Мокрые отбросы», «Сухие отбросы», «Молочные бутылки», «Консервные банки», «Яичная скорлупа», «Отбросы кофе», «Корм для свиней». Поразительная организованность и удивительный порядок (как на всяком крупном предприятии), а с другой стороны — бездушная машина, где вся забота о человеке с его нуждами и чаяниями сводилась к тому, чтобы превратить его в хорошо смазанную и безотказно действующую деталь огромного и сложного механизма (точь-в-точь как в большой корпорации).
Первая возможность изложить свои взгляды представилась Бену на второй неделе пребывания в лагере, когда его вызвал к себе сержант из информационного отдела штаба. Этот молодой человек, видимо, симпатизировал Бену, как участнику войны в Испании, и, казалось, даже восхищался им. Искренность его чувства подтверждалась тем, что сержант вызвал Бена сам, без всякой просьбы с его стороны.
— Я просматривал личные дела, — сказал сержант Холмс, — и ваша биография заинтересовала меня. Я много читал о войне в Испании и всегда симпатизировал республиканцам. Ведь нельзя же сказать, что все ваши парни были коммунистами?
«Будь осторожен, — сказал себе Бен, — возможно, тут пахнет провокацией. Ты временно выбыл из партии. Ты коммунист, не состоящий сейчас в какой-нибудь партийной организации, ибо партия считает, что коммунисты не должны вести партийную работу во время пребывания в армии, поскольку это может привести к фракционности, которая причинит вред военным усилиям страны».
— Нет, — ответил он, — нельзя. Но многие из них были коммунистами. («Если этот парень провокатор, — подумал Бен, — то он действует довольно неуклюже».)
Бен довольно откровенно поговорил с сержантом Холмсом. Он высказал свое удивление по поводу того, что оказался в компании людей, многие из которых подозревались в нелояльном отношении к США.
— Я не фашист, — сказал он.
— У нас их много, — заметил Холмс. — И будет неплохо, если вы внимательно присмотритесь к ним. Это может принести большую пользу и вам и армии.
— Вы не советуете мне подать просьбу о переводе?
— Не сейчас. Посмотрим, что будет дальше. Я доложу о нашем разговоре по команде. Здесь ведь армия, и все должно делаться по команде, — улыбнулся он.
— Да, — отозвался Бен. — Я слышал. Существует обычный порядок и армейский порядок.
— Вы быстро все схватываете. — Холмс встал, оглянулся и протянул Бену руку.
Бен ответил на его рукопожатие, поблагодарил и вышел из комнаты.
В течение следующих пяти недель Бен изучал основы военного дела и каждый день ловил себя на мысли, что он уже испытал все это. И тут, как и в Таразоне, он должен был пройти военную муштру: боевые порядки, сомкнутый строй, переходы, ночные привалы, «просачивания», учебная стрельба, использование укрытий, рытье окопов и индивидуальных стрелковых ячеек, штыковой бой, физическая подготовка, беседы о здоровье и гигиене…
Подразделение, в котором служил Бен, не проводило стрельб боевыми патронами, и это не удивляло Бена: он знал, из кого состоит подразделение и как настроено большинство солдат. Вечерами в казармах они вели откровенно пораженческие разговоры, в которые Бен старался не вступать.
Вместе с тем он стремился как можно лучше делать все, что от него требовали. Винтовку «М-1» и ее части он изучил так, что мог вслепую разобрать и быстро собрать ее даже в полевых условиях. Бен знал, что унтер-офицеры внимательно следят за ним и одобряют его усердие. Ну что ж, тем лучше!
Остаться безликим — несложное дело в армии, где вы живете, едите и спите вместе с тысячами других людей и не можете уединиться ни на минуту в течение всех двадцати четырех часов. И однако Бен чувствовал себя страшно одиноким. Это чувство усугублялось тем, что он не мог достать ни одного номера «Дейли уоркер» или «Мэссис энд мейнстрим», как не мог найти надежного парня, с кем можно было бы обсудить все, что происходит на Тихом океане и в Европе.
«Нас побили на Филиппинах, и Манила захвачена противником. Что стало с Лео и его семьей? Роммель ведет контрнаступление в Северной Африке. Непосредственная угроза Москве ликвидирована, и нацисты потеряли там более пятидесяти пяти тысяч человек. Красная Армия и русская зима преподали Гитлеру урок, который Наполеон получил еще в 1812 году».
Читать дальше