Альва Бесси - Антиамериканцы

— Hermano mió, [120] Брат мой (исп.). ты попал в самую точку. Я сегодня пригласил тебя сюда в качестве курьера.

— Курьера?

— Да. Я хочу, чтобы ты отправился на 12-ю улицу и сообщил, что я выхожу из партии. Можешь сказать об этом хоть в самом политбюро.

Бен похолодел.

— Откуда тебе известно, что я член партии?

— Брось дурака валять!

— Я не связан с бюро.

Лэнг махнул рукой.

— Можешь использовать любые пути. Только доложи им, что я не считаю себя больше членом партии.

— Но я не понимаю! — воскликнул Бен.

«Вряд ли можно винить его в этом, — подумал Лэнг. — Ты и себе ничего не можешь толком объяснить. Ты ведь не можешь сказать ему о своем разговоре со „Шкипером“».

— Да, Бен, пакт доконал меня.

— Позволь, позволь. Если только я не сумасшедший, то слышал, как ты в день подписания пакта выступал по радио и доказывал его целесообразность.

— Да, доказывал.

— Ты был совершенно прав и, кстати, помог мне разобраться в этом вопросе.

— Верно, я был прав. Мне не нужна «Дейли уоркер» или какой-нибудь там партийный организатор, чтобы внушать, какой линии следует придерживаться. Я руководствуюсь интуицией, я уже говорил тебе об этом.

— Тогда что за чертовщина с тобой происходит? Если ты понимал причины заключения пакта, тогда… пожалуйста, не болтай всяких глупостей о линии — мне тоже никто ничего не внушает, я думаю своей головой…

— Что ты хотел сказать?

— Если ты понимал причины заключения пакта тогда, то почему ты перестал понимать их теперь?

— Я выступал по радио до того, как посмотрел кино-журнал.

— Киножурнал? Какой еще киножурнал?

— Прибытие Риббентропа в Москву, — ответил Лэнг, снова наполняя коньяком свой фужер. — Флаг со свастикой над московским аэропортом.

— Ты говоришь совсем как Вильгельмина Пэттон, — засмеялся Бен.

— А она ведь права! И ты тоже не можешь состоять в такой партии. Ты же порядочный человек.

— Пэттон — фашистская стерва, и ты это прекрасно знаешь!

— Не говори так, Бен! Не наклеивай ярлыки на людей. Это легче всего. Я знаком с Уилли двадцать лет и знаю, что она фашистка не больше, чем я.

— Какой же ты коммунист после этого? — воскликнул Бен, вставая. — Вроде редиски, что ли?

— Что, что?

— Вроде редиски: снаружи красный, а внутри белый.

— Может быть. Но если тебе потребовался такой трусливый тип, как я, чтобы прояснить мысли, то какой же ты после этого самостоятельно мыслящий человек?

— Ну, это ad hominem [121] Т. е. доказательство, основанное не на объективных данных, а рассчитанное на чувства убеждаемого (лат.). ,— ответил Бен. — Ты был прав в своем выступлении по радио, и все, что ты сказал тогда, теперь подтвердилось. Сейчас ты ошибаешься, но это вовсе не значит, что доводы, высказанные тобой раньше, несостоятельны. Так что не волнуйся напрасно.

— Будь я проклят, если я волнуюсь, и будь я трижды проклят, если ты сможешь объяснить мне происходящее! Ты тоже должен выйти из партии. Ты оказался простачком, как и многие другие «товарищи».

— Объяснить происходящее я, конечно, могу, если только тебя действительно интересует мое объяснение.

— Нет, не интересует.

— Тогда зачем же я буду объяснять?

— Хорошо, хорошо, объясняй, — Лэнг снова сел и отпил коньяку. — Я слушаю тебя.

— Ты так много выпил сегодня, что вряд ли поймешь хоть слово.

— Да я слушаю, слушаю. Говори. Объясни мне. Я же простачок, такой же, как и те, что сейчас пачками выходят из партии.

«Вот тут он прав, — подумал Бен. — В течение месяца после подписания пакта из партии ушло немало людей. Впрочем, и вновь иступило не меньше».

— Советский Союз руководствуется не только принципами высокой морали, — сказал Бен. — Это государство, которым управляют умные, реалистически мыслящие люди.

— Как бы не так! Реалисты… Терпеть не могу этого слова!

— Но тем не менее это так. Советский Союз существует в мире, который в основном остается еще капиталистическим, правда?

— Ну, правда.

— Поэтому Советское государство поддерживает нормальные отношения с капиталистическими странами, заключает с ними пакты, соглашения, договоры о ненападении.

— А как ты объяснишь вторжение в Польшу, а?

— Не все сразу. Советский Союз заключил пакты о ненападении больше чем с десятком государств.

Постукивая ногой об пол и склонив голову набок, Лэнг рассматривал потолок с выражением безграничного терпения на лице. (Бен припомнил, что вот так же вела себя Эллен в тот день, когда они поспорили).